Глава 10. Поверить.

Кристина, которой полегчало, почувствовала себя более уверенно и вовсю ехидничала:

– Представляешь, какие мы – взяли вина, шампузы, пива и нажрались, да еще на свежем воздухе! У вас так не делают?

– Почему, у нас тоже выпивают, – солдат ссориться не собирался и на тон Кристины, которая все еще сидела в кустах, не повелся. – Но после боя. А что б во время задания, да еще в глубоком тыл оу – таком не слышал. Для группы это верная смерть. Одно не пойму, вот вы вроде обычные, но какие-то другие и на шпионов не похожи. Пьете, веселитесь, будто все вам нипочем.

– Разумеется, не похожи! Потому, что мы не шпионы. Не знаю, чему ты удивляешься. У тебя вопросы такие, знаешь ли, мозги вывернутся, чтобы понять. То мои духи засрал. То тебя возмущает, что люди на свежем воздухе набухались. Придумал какой-то фронт, тыл. Это где, вообще, объясни! У нас что, война?

От благостного состояния, в которое Макс погрузился, слушая перебранку, не осталось следа. В голове все пришло в движение – начал складываться пазл, который состоял из совершенно разрозненных элементов – они сами сближались, состыковывались и картина все больше обретала черты реального времени – того, откуда солдат мог явиться. Макс слушал, что ответит солдат, но он почему-то молчал.

– Я уже все. Забирай меня, – скомандовала Кристина.

– Сама пойдешь, не барыня.

Несмотря на утро, стали сгущаться сумерки, будто рассвет вдруг передумал наступать и началось солнечное затмение. Свет, который успел заполнить собой все вокруг, померк. Стало прохладно. Подул ветер.

Макс все еще ждал продолжения начатой беседы, но незнакомец упорно молчал. На пороге развалин дачи нарисовалась фигура Кристины. Солдат ее не связал. Она подошла к Максу, уселась рядом. Заметила на себе его взгляд:

– Что!

– Ничего, – Макс не знал, как сказать о своих предположениях, чтобы не нарваться на раздражение Кристины, от которого уже устал. Но кроме нее посоветоваться сейчас было не с кем, а поговорить, поделиться было необходимо, чтобы не взорваться. Пришлось рискнуть. – Крис, мне сейчас кое-что показалось.

– Что! Что тебе показалось? Хватит мотать мне нервы. Один пургу несет, другой - "..." фигню (грубый аналог). Вы не можете просто изъясняться? По-человечески, без вот этих вот ваших заморочек?

– Крис, заткнись. И послушай.

Кристину даже передернуло от таких слов, но тон, каким все было сказано, подействовал, она замолчала.

– Тебе не кажется, что этот «солдат» какой-то странный?

– Кажется. Мы ему тоже кажемся "...-и" и еще "..." хрен (грубый аналог женщин пониженной социальной ответственности) знает чем.

– С его точки зрения мы «это самое» и есть. Повторяю, с его точки зрения. Вспомни, что он говорил про войну. Назвал нас потому, что мы тут, а люди – в окопах. Так?

– По-твоему, если бы мы тут вырыли себе по окопу, он бы нас резко зауважал? Ты совсем уже?

– Я не об этом. А что, если так и есть? Представь себе – идет война. Ты бы где хотела оказаться? Попробуй на секунду представить, что мы с тобой в другом времени.

– Ой, ладно смотреть на меня так! Ясное дело – не в окопах!

– Вот! И я думаю так же. А теперь представь, что он как раз оттуда, из этих окопов. Видит нас. Представила?

Кристина не ответила, но задумалась. Макс, судя по всему, на этот раз не выстебывался, его предположение показалось ей диким, но логика в таком рассуждении определенно была.

– Ну да, получается мы – "..." (грубый аналог женщины пониженной социальной ответственности), не поспоришь, – наконец проговорила она и посмотрела на Макса. Кристина еще ничего для себя не решила, но во взгляде уже была тревога. Оба, не сговариваясь, повернулись к незнакомцу. Он сидел на своем месте и задумчиво наблюдал, как они о чем-то секретничают.

– Шепчитесь? Бесполезно. У меня не сбежите.

– Расставил уши, – проворчала Кристина, недовольная и смущенная тем, что их могли подслушать.

– Расставил. А я почти поверил, что вы нормальные ребята. На самом деле вы – самые настоящие диверсанты. Вас забросили в тыл, а те на поле, не веселятся, а подают сигналы. Готовится плацдарм. У вас задание, да подготовка хреновая. Самодеятельность. Вы же смертники! На поле такой же детсад или есть старший? Почему он не идет сюда? Чего выжидает? Или ты не в кусты ходила, а знак подавала?

– Чем?! - Кристина чуть не задохнулась от такого предположения. Макс, наоборот, говорил спокойно, чувствовал, что шагнул в правильном направлении. Теперь, главное, не дать себя сбить с толку и не отпугнуть незнакомца, если он так же реален, как и артефакт и они с ним связаны.

– Все-таки вы уверены, что мы диверсанты? – Макс начал осторожно, подбирал слова.

– Скорее да, чем нет, – уклончиво ответил «солдат», глянув на Кристину, которая снова сидела, надув губы, отвернулась. – Я же для вас маньяк и ничего, не обижаюсь.

Макс снова отметил логику незнакомца – в ней не было никакой агрессии, двойного смысла, его слова были не только простыми, но и искренними. По ощущениям Макса в этом человеке присутствовала та самая нормальность, которая позволяла вести с ним диалог. Надо было найти общие слова и определиться в терминах. С этим как раз и выходила заминка. Они вроде говорили на одном языке, но смысл в слова вкладывали диаметрально противоположный.

– "Будто с разных планет", – определил Макс и сразу увидел солдатский медальон – он валялся в пыли у самой двери, недалеко от солдата. Мысли снова пришпорились и понеслись:

– «Что произойдет, если он возьмет в руки артефакт? А вдруг он не хозяин? А что, если это розыгрыш Моха?».

У Макса от напряжения снова заболела голова, тоненькая красная струйка побежала из носа.

– Эй, что это у тебя? Ты, случайно не эпилептик? – спросил «солдат».

– Причем тут это? Просто сосуд лопнул.

– С чего вдруг? Я тебя пальцем не тронул.

– Ни с чего. Сам по себе лопнул. Со мной так бывает, «когда о чем-то думаешь и не можешь понять» – эту мысль Макс оставил при себе и запрокинул голову. Солдат подал ему свой платок – лоскут льняной ткани с незамысловатым орнаментом по краю – будто ребенок вышивал.

– «Сейчас таких нет, у меня вообще платков нет, только бумажные, эстет, ё-маё…» – Макс платок взял.

– Отдашь потом.

– В крови?

– Ничего, постираю, надеюсь, ты не ядовитый, – незнакомец явно шутил, – Дело житейское, лён же, отстирается.

Кровь остановилась. Макс продолжал сидеть с запрокинутой головой, думал, как продолжить разговор.

– Хочу спросить, можно?

– Валяй.

– Я не спрашиваю вас, откуда вы, хотя сначала этот вопрос уже задавал.

– Ну.

– Вы не ответили.

– Ну, дальше что, номер части назвать? А может сапогом в рыльник?

– Дашь повод, получишь, – пообещал «солдат». – Ты и она, вы оба выдрючиваетесь, а я хочу разобраться. Например. Вам не кажется странным, что мы тут сидим, а никто не прошел, не проехал. И тихо. Фронт по идее недалеко, должно же быть слышно хоть немного!

Кристина закатила глаза.

– А меня ты не считаешь? Или ты ожидал увидеть кого-то другого? Массовку?

Версия, что все является розыгрышем, снова выдвигалась на первый план.

– Макс, он нас дурачит! Где-то поблизости снимают кино о войне. Должна быть массовка – вот, пожалуйста. Это – солдат. Наш! Не знаю, кто ты, что там у тебя за роль, но ты похож на маньяка больше, чем на солдата! Макс, его ружье настоящее? Чем он там в меня тыкал? Может я напрасно испугалась этой пукалки?

– Автомат. Не ружье. Настоящий. Это ППШ времен Великой Отечественной войны, которая началась в 41-м и закончилась в 1945 -ом.

Макс назвал дату не просто так. Все же решил проверить свою безумную версию. Она давно суетилась в подсознании, тыкалась ему в руку, как маленький игривый щенок, а он его отгонял – не мешай, не до тебя.

– «Перец мог «зависнуть» на теме прошлого настолько, что уже сам поверил, что он оттуда» – рассуждал Макс. «И второй вариант, безумный – свершилось. И он оттуда».

На дату незнакомец отреагировал мгновенно.

– Почему 45-ого?

– Почему? – Максу показалось, что он оказался посреди минного поля. – Потому, что война закончилась в мае 1945-го, – Макс посмотрел незнакомцу в глаза.

– Откуда знаешь? – прищуренный взгляд был жестким, как защитная броня, которая закрывала доступ к душе – ничего прочитать на лице «солдата» Макс не смог, как ни старался.

– Все знают, – ответил он как можно более спокойно, обыденно, стараясь смягчить удар, который, как, и он уже чувствовал, вот-вот поразит незнакомца в самое сердце. Его «ахиллесова пята» была историческая правда – как ни крути, будущее уже свершилось, а он все еще жил прошлым, которое не хотело его отпускать.

– Все? И кто победил?

Макс попытался представить, что может чувствовать человек, который только что узнал, что он в будущем. Война, на которой он был «убит», давно закончилась и он разговаривает с двумя придурками, которые вместо окопов побежали бы куда угодно, лишь бы уцелеть. Вариантов немного. Один вариант – победил СССР. Тогда кто же они? Наследники великой Победы? И вариант два – СССР проиграл и тогда они либо диверсанты, которые в итоге выполнили задание, либо "нехорошие люди" (грубый аналог - пониженной социальной ответственности), которые отсиделись, пока другие гибли в окопах. Совсем не важно, настоящий солдат или только повернут на прошлом – оно для него и есть единственная реальность! Макс представил себе все это, поёжился.

– «Если он «помнит» свою смерть и сообразит, что ради таких, как мы он под танк с гранатой кидался… Блин, может и не сдержаться, пристрелит».

Кристина сидела тихо, как мышь, слушала разговор. Мох недаром обращался к ней за помощью и сам снисходил до того, чтобы посвящать ее в тонкости психологии, особенно в контексте социума. Но сейчас она ничего не понимала. Чувствовала – происходит что-то запредельное, но что именно, с какого угла следует на события смотреть, чтобы вникнуть и сориентироваться, сообразить не могла – не хватало информации.

Максу было не проще. Если бы идеи про «солдата» его посетили до того, как он увидел Кота – другое дело. Сейчас он пытался выстроить логику в поступках человека, который мог быть чокнутым. А кто тогда Макс?

– Победили мы.

– Кто- мы?

– СССР. Сталин. Гитлер застрелился в своем бункере в Берлине, сдох.

– Что потом? – голос солдата звучал глухо, чувствовалось, что он с трудом справляется с тем, что плющило его сознание безжалостно, будто его снова хотели убить. Макс видел, что он уже на пределе.

– Потом? Потом все здорово – был праздник. Солдаты возвращались домой. Снова строили города. Фашистскую Германию судили. Руководство повесили, тех, кого поймали. Потом был Парад Победы на Красной площади. Маршал Жуков на белом коне, Рокоссовский на черном. Генералиссимус Сталин на трибуне Мавзолея… слышь, мы правда не шпионы, я не знаю, как тебе все объяснить, сам ничего не понимаю. Когда ты пришел, думал ты мне что-то расскажешь, слышь, солдат, эй, солдат, я понял, что ты настоящий. Ты где?

Макс растерянно всматривался в предрассветную дымку. Несколько секунд назад он отчетливо видел силуэт солдата на фоне светлеющего неба. Теперь там не было никого.