2. Малина

— Маль, ты издеваешься?! — мама обводит мой наряд красноречивым, убийственно пренебрежительным взглядом.

— Что? — огрызаюсь я, не в силах сдержать раздражение.

Нет, я правда не понимаю, что не так. Мы ведь знакомиться едем, верно? То есть показать себя такими, какие мы есть.

Ну так я вот такая, приве-е-ет!

И кстати выгляжу, вроде бы, вполне прилично в своих любимых черных палаццо, бордовом топе с металлическими заклепками и белых кедах. Обычная девчонка, какую вы легко можете встретить где угодно — от концерта в клубе до метро.

Потому что я и есть обычная. Обычная, и мне это нравится. Я не собираюсь подстраиваться под очередного непонятного ухажера матери. Пусть он хоть во дворце живет и летает на собственном самолёте. Плевать. Как, я уверена, и ему на меня.

Зачем вообще эти чертовы смотрины?

Не вижу ни одной причины знакомиться с Караевым. Тем более, что, скорее всего, я его больше никогда и не увижу.

— Нет, так ты не пойдешь, Малина, — отрезает мать, и ее гневный румянец пробивается даже сквозь тонну макияжа, — Этот вечер слишком важен для меня. И, поверь мне, дорогая! Для тебя тоже. Для твоего будущего! О, я знаю, что тебе, как обычно, не терпится все испортить. Но я не позволю, ясно?!

На этих словах дышащая огнём родительница подходит к моему шкафу и рывком распахивает его с таким видом, будто собралась порвать на куски все содержимое.

— Давай посмотрим, что тут у тебя, — мама стучит ноготком по нижней губе и принимается суетливо отщелкивать вешалки, — Боже, ну и бардак, ты же девочка! — не забывает причитать при этом, — Вот! Еще один повод тебе серьезней отнестись к этому знакомству. У Назара горничные. Переедем к нему, и хоть вещи твои в порядок приведут.

— Переедем, мам, ты о чем! — закатываю глаза.

Каждый раз она мечтает к кому-то переехать из нашей тесной двушки. Эта пластинка начала уже порядком надоедать.

— В этот раз все серьезно, ядовитая моя, мы планируем...— рассеянно бормочет мама себе под нос, осматривая летнее романтичное платье в цветочек, которое я в последний раз надевала... Никогда!

Я такое не ношу, это мать привезла из Дубая мне в подарок. Естественно, подарок должен нравится ей, а не мне.

— Вот, Малиночка, отлично подойдет, — мама расплывается в довольной улыбке и протягивает мне вешалку с платьем, — Быстро переодевайся! Мне еще тебя накрасить надо, а у нас до того, как за нами заедет водитель Назара, осталось полчаса! Давай-давай, не тяни время.

— Мам, я в нем буду как помесь пирожного и клумбы, нет, — мотаю головой, — Ты посмотри где я, и где это платье?!

— Нет, Маля, это ты посмотри, — тычет мне в лицо пальцем мать, — Посмотри на него внимательно и веди себя подобающе этому платью в гостях, ты меня поняла? То есть будь милой, скромной, молчи и улыбайся.

Я тяжело смотрю на нее исподлобья. Мама длинно выдыхает и обнимает меня за плечи, с мольбой заглядывая в глаза.

— Малина, — меняя тактику, говорит тихо и вкрадчиво, — Дочь, это очень важно для меня. Правда. Я тебя очень прошу...Пожалуйста…

Молчим с секунду, соревнуясь в упертости, но…Ей это реально важнее, чем мне. Так что я, скривившись, сдаюсь.

— Ла-а-адно, — забираю платье из ее рук.

Черт с ним, покорчу из себя бессловесную и бесхребетную принцессу пару часов. Если маме так хочется верить, что в этот раз с этим очередным официально женатым и охренительно богатым мужиком у нее что-то выгорит, то кто я такая, чтобы ее переубеждать.

Торопливо переодеваюсь и мама тут же уводит меня в свою спальню, чтобы сделать макияж невинной овцы с розовым губами, щеками и даже веками. А затем заплетает мне нетугую косу. Косу!

Для того, чтобы окончательно перевоплотиться из современной девушки в пастушку с пасторальной картинки, мне не хватает разве только венка из полевых цветов и какой-нибудь дудочки.

— Ты у меня очень красивая, Малина, — подбадривает мама, стоя за моей спиной и довольно разглядывая плоды своих трудов в зеркале, — Может только брови стоило бы тоньше выщипывать...— задумчиво.

— Нет, — тут же отрезаю я.

— И губы..— мама как обычно не слышит, продолжая мечтать вслух перекроить меня в свою копию, — Ну почему ты не хочешь их хоть чуть-чуть подколоть, такие тонкие…!

— Мама, нет, отстань! — я вскакиваю со стула и отхожу от нее подальше из-за дурацкого ощущения, что она меня схватит и начнет колоть филлеры прямо сейчас.

— О, какая же ты! Моя Фаина бы очень натурально все сделала, — раздраженно фырчит мама, — Наслушалась бабушку свою, нашла кого! Для нее седину закрасить и то было преступлением, но ты то что пещерная такая, Маля!

Она говорит это привычно и без особого желания уколоть. Между делом, пока проверяет содержимое своей сумочки и берет в руки телефон.

А я не могу. Ребра будто стягивает. Так тесно, что не вздохнуть. И внутри начинает дребезжать. Потому что по бабушке я очень скучаю. Она умерла год назад, но для меня это до сих пор словно было вчера. Ведь она воспитывала меня. Любимая, родная, самая лучшая...И то, как мама все время отзывается о ней, снисходительно и без особой тоски, меня бесконечно глубоко ранит.

Каждый раз.

— Маль, водитель уже приехал, пошли? — вскидывает мать на меня взгляд, отрываясь от телефона.

— Пошли, — рассеянно отзываюсь я, пряча свою обиду поглубже.

Какой смысл что-то маме предъявлять по этому поводу? Любовь к кому-то либо есть, либо ее нет. И так бывает, что ее нет даже к самым близким.