Глава 6.

*** Мышка ***

— На этот, София Петровна, — сквозь слезы, садясь, где придется, и смотря на темную, как перспективы моей жизни, воду.

— Сколько можно, Хвостова. Обижусь ведь.

Как давно никто не называл меня этой фамилией… Кайф.

— Не обижайтесь. Мне просто неудобно, что я свалилась вам как снег на голову. Мне просто не к кому было…

— Хвостова. Мы это уже обсуждали. Я всегда тебе рада. Всегда. И Тихон твой капризный, конечно, избалованный, но мы его здесь научим настоящей жизни.

Я даже смеюсь с этого заявления, вспоминая, как баба Софа учила нас.

За пятерки она нас кормила яблоками, а за двойки - заставляла полоть сорняки, собирать колорадских жуков и поливать ее огромный огород.

Нас в классе было всего восемь. А она нас учила. Терпеливо объясняла деревенским детишкам школьную программу. Мы все обожали ее, но часто называли черепахой Тортиллой, потому что она была медленной, и никто не знал, сколько ей лет.

Но по сей день каждый из той восьмерки мог позвонить ей, а мог и приехать. Она всем была рада. Ведь мы были последние на ее долгом педагогическом пути.

Сбежав от мужа, я повезла сына в Кобону. Именно там мы жили с родителями, пока мне не исполнилось десять, и мы не переехали в город. Отец нашел новую работу, а мама всегда мечтала жить в Петербурге.

Именно в тот год отец купил мне компьютер, и я зависла. Залезла в сеть и поняла, насколько мой мир был ограничен. Теперь-то я понимаю, что тот мир в Кобоне и был самым настоящим.

Самым правильным.

— Спасибо, Софа. Я постараюсь приехать, как можно скорее…

— Нет. Ты приедешь тогда, когда решишь все проблемы, если нужны деньги…

— Нет! — Тут же вскакиваю с лестницы на очередном пирсе, которых в центре на каждом углу. Раньше передвижение по воде было сродни общественному транспорту, теперь же лишь развлекаловка. — Нет! Деньги у меня есть.

Теперь есть.

— Вот и отлично. Тогда выкрути своему благоверному яйца, чтобы хуй обратно врос. Пусть знает, что такое настоящая деревенская девчонка.

— Софа, — смеюсь я, прикрывая лицо рукой, словно она это не по телефону сказала, а на всю улицу крикнула.

— Даже Пушкин матерился, а я чем хуже? Все, у меня посетитель.

Сейчас Софа заведует рыболовной базой отдыха. Она небольшая, но там действительно очень уютно и всегда аншлаг.

Немного успокоившись, все-таки Тихон в надежных руках, я звоню адвокату.

Я нашла его по интернету, но прежде чем прийти и попросить помощи, посмотрела отзывы, выяснила всю его подноготную, а уже затем расписала, собственно, всю проблему.

Николай Петрович назначает мне встречу на завтра, а когда я упоминаю про деньги, ведь я ему заплатила далеко не всю сумму, когда он тайком начал заниматься моим делом, он вдруг понижает голос, словно собирается выдать особый секрет.

— Появились кое-какие данные о вашем муже. Скорее всего я буду работать за процент, но об этом завтра. Жду вас в десять.

— Спасибо, — только и могу выговорить на прощание. Нет, конечно, семья мужа коренные петербуржцы, предки которых уходят к Романовым. Я-то знаю, мне об этом каждый день тыкали, но, откровенно говоря, семья их не самая богатая. А еще скупая, хуже любого еврея.

С мужем квартиру мы покупали вместе, делали ремонт, потом машина, дача.

У нас было все.

И только одна проблема. Все было записано на мужа.

Я уже была в декрете, и когда мы брали кредит, то брали его на Грибоедова. Получается, что при разводе все должно делиться пополам, но я, очевидно, была настолько ослеплена счастьем, что подписала чертов брачный договор, при котором мы действительно все делим пополам.

Кроме детей. Дети остаются с мужем.

Я до сих пор не могу понять, как могла пропустить такой важный пункт договора.

Закончив все дела и немного побродив по городу, я все-таки возвращаюсь домой, понимая, что шопинг сейчас последнее, на что способно мое тело.

А вот зайти в кофейню, которая чудесным образом образовалась рядом с моей парадной, это же милое дело.

Я даже воодушевляюсь, рассматривая яркую витрину, наполненную пончиками и пирожными на любой вкус и кошелек, вдыхаю приятный аромат. Сейчас очень важно не потратить все деньги на всю эту красоту, хотя очень хочется.

— Что вам? — спрашивает уставшая за день юная девчонка. Хорошая подработка. Но не думаю, что она много получает. Поэтому даже улыбки от нее вряд ли дождешься.

— Можно мне пончик со сгущенкой?

— Цвет?

— Белый, пожалуйста, — улыбаюсь я, предвкушая скорое лакомство, уже притоптывая. Девушка идет упаковывать его, а я напрягаюсь всем телом, когда за спиной звякает колокольчик.

Мне даже не нужно оборачиваться. Я кожей чувствую, кто за спиной.

Мужской запах. Он буквально окружает меня кольцом. Давит на грудную клетку, делая ее все теснее. И сердцу там нет места. Вот оно, бедненькое, и мечется. Бьется о стенки, делая мое дыхание прерывистым и частым.

Еще немного, и он в меня войдет, в смысле прижмется, а иначе как объяснить горячее, никотиновое дыхание на макушке?

— Пончик, Мышка? Я знаю другое белое лакомство, которое будет гораздо полезнее и для кожи, и для твоей фигуры.

Он говорит шепотом, склонившись к моему уху, совершая почти половой акт своим голосом с моими слуховыми рецепторами. Тело немеет, пропуская оскорбление, потому что воображение подкидывает изображение того, как я этот самый натур продукт потребляю.

Я всегда думала, что такими отвратительными пошляками могут быть только подростки, но мужик за спиной давно вырос из пубертатного возраста, а я так и вовсе должна быть более сдержанной в своих желаниях.

Пусть даже о них никто никогда не узнает.

— Ваш пончик, — подает девушка бумажный пакет, и я даже глаза расширяю. Когда она успела губы накрасить? — С вас пятьдесят девять.

— Давай я, — уже тянет руку Камиль с платиновой карточкой, но я отпихиваю. Достаточно с меня мужчин, кичащихся своими деньгами.

Я подаю девушке тысячную купюру, и пока она выдает мне сдачу, кажется, готова станцевать на голове, лишь бы Камиль ее заметил. И что же я за дрянь такая, если наслаждаюсь тем, как этот извращенец иногда задевает меня пахом.

Наверное, месть той, кто моложе и объективно красивее. Глупо. Глупо, Лида. Однажды такая месть привела тебя к браку с Грибоедовым.

Забираю сдачу, получаю в ответ кислую мину и разворачиваюсь, тряся пончиком перед лицом этого ЗОЖника. И старательно не опускаю взгляд, потому что стоит немного расслабиться, и я расплывусь мороженым как девчонка за стойкой. А все потому что этот мартовский котяра сверкает своим торсом. Вот тебе и культурная столица.

— Наверняка, вот это гораздо слаще.

Сказала и поняла, что, по сути, дала понять, что никогда не пробовала сперму мужа.

Я и в рот отказывалась брать.

Насмотревшись порнухи в сети, я видела этот процесс грязным и неопрятным.

Тогда почему же я очень ярко представляю, как Камиль пачкает мои губы? Почему на его резкое появление в лифте я не отхожу к стенке, а остаюсь стоять на месте, прекрасно зная, что ему придется меня коснуться, чтобы пройти внутрь?…