Глава 3 Коля

Глава 3

Коля

Они воевать собрались? Против кого? Против немецких солдат, которые освобождают страну от сталинского коммунизма? Нет уж, с вами не по пути.

В траву полетел ремень со всем снаряжением, пилотка. Коля посмотрел в сторону «ветеранов», ушедших к грузовику, и пошёл вдоль опушки, укрываясь за кустами.

Если мы в прошлом, то надо идти к немецким солдатам и всё рассказать. Про будущее, про Сталинград, про битву под Москвой. Рассказать всё, что знаю. Мир надо менять.

Он шёл, не глядя по сторонам, не думая о производимом шуме. Он шёл, чтобы извиниться за свою страну, которая вероломно нарушила пакт о ненападении, которая убивала не желающих воевать немецких солдат.

И как такое может быть, что он оказался в прошлом? Может, пока он был без сознания, эти двое, подкупленные ветеранами, разыграли перед ним дешёвую пьесу? Вполне! Убийцы на всё могут пойти. Так что никакое это не прошлое. Сейчас выйду к селению, попрошу телефон и позвоню батяньке, он этих ветеранов из-под земли достанет и головы открутит за розыгрыш.

Коля подхватил палку и уже не скрываясь, шёл по пшеничному полю, накапливая в душе злость, которую он питал к двум увешанным наградами ветеранов.

Мотоцикл появился неожиданно. Занятый своими мыслями и планами отмщения за розыгрыш, Коля не услышал громкий рычащий звук. Мотоцикл перегородил дорогу, и прямо на Колю уставилось чёрное дуло пулемёта, укреплённого на коляске. Тучный немец держал на спусковом курке палец, смотрел в упор и молчал. Водитель переместил автомат на груди, чтобы в случае чего можно было схватить побыстрей. Третий немец неспешно слез с мотоцикла, поправил на плече ремень винтовки и направился к Коле.

– Ребят, вы фильм снимаете или эти двум уродам помогаете?

Немец резко дёрнул расслабленные руки кверху.

– Сдаёшься в плен, надо руки держать вверх, – понял Коля, сносно разговаривавший по-немецки и хорошо понимающий чужую речь.

В левой руке появилась боль, Коля хотел другой рукой ухватиться за больное место, но немец в коляске покачал указательным пальцем влево-вправо.

– Мне нужен ваш менеджер, – произнёс Коля по-немецки, обращаясь к стоящему рядом немцу.

Немец опешил и оглянулся на своих камрадов.

– Отвечай на наши вопросы, и там решим, стоит ли тебя вести к нашему начальству.

– Можно опущу руки?

– Стой! – ближний немец быстро пробежался ладонями по телу Коли.

– У меня нет ничего.

– Можешь опустить руки. Откуда знаешь немецкий язык?

– В школе учил.

– Ты один?

– Сейчас один, я ушёл от двух придурков, которые пошли к грузовику за оружием.

– Ты с какой части? Имя, фамилия.

– Коля Страшнов меня зовут. Я не из части…

– Ты в форме красноармейца.

– Это бутафория. Мне ещё шестнадцать. Я и оружие в руках никогда не держал. Дайте мне мобильник, я позвоню батяньке. Что у вас мобильника нет? Или денег жалко? Батянька вам всё оплатит. Он у меня депутат. Все проблемы решить может. А мне надо вопрос решить с двумя шутниками.

– Он нас за идиотов держит? – спросил тучный у водителя.

В это время подъехал ещё один мотоцикл.

– Господин фельдфебель, - вытянулся в струнку ближний к Коле немец. – Странный русский.

– Чем он странный? – не покидая своего места, спросил тот.

– Свободно говорит по-немецки и…

– Господин фельдфебель, – Коля нагло отодвинул в сторону ближнего немца. – Мне надо батяньке позвонить, а эти мне мобильник не хотят давать.

Брови фельдфебеля вскинулись вверх и встали домиком.

– Ненавижу непонятных русских. Не знаешь, что от них ждать. Расстрелять.

Коля негодовал, что его не хотят слышать. Если это не актёры, а настоящие немцы, то они должны отнестись к нему с пониманием и обязательно помочь.

– Вы переодетые актёры? – спросил он с серьёзным видом.

Секундное замешательство и немцы все как один расхохотались.

– А этот русский мне нравится. Лейтенанту будет подарок в виде клоуна.

– Вы же цивилизованные люди! А в наш двадцать первый век, только на западе остались цивилизованные люди!

– Клоун, ты ошибся, сейчас двадцатый век, а именно тысяча девятьсот сорок первый год, – продолжая смеяться, выдал фельдфебель.

– Какой год? – опешил Коля. – Вы тоже решили надо посмеяться?

– Клоун на то и клоун, чтобы над ним смеяться, – произнёс тучный и коротко хохотнул.

– Я что в прошлом? Чем докажете, что сейчас сорок первый год? – немцы уже смеялись до слёз.

Пока продолжалась эта уморительная для солдат вермахта беседа, зрителей увеличилось. Подошла колонна из четырёх грузовиков и двух бронетранспортёров.

– Что здесь происходит? – раздался вопрос, и все смешки в момент затихли.

Фельдфебель лихо соскочил с мотоцикла и вытянулся перед офицером.

– Господин лейтенант! Задержан русский солдат. Разговаривает и ведёт себя странно. Знает наш язык.

– Подозрительно?

– Нет, именно странно.

Лейтенант глянул на русского в грязной форме и без ремня.

– Кто такой?

– Господин лейтенант! Вы офицер и шутить не будете. Какой сейчас год?

Лейтенант оглянулся на спрятавших улыбки подчинённых.

– Что значит, какой год? Ты, русский свинья, решил посмеяться над немецким офицером? – рука скользнула к кобуре.

– Нет! Если это сорок первый год, то я из будущего! Из две тысячи девятнадцатого года! Я сюда случайно попал из-за двух чёртовых ветеранов! Это они во всём виноваты! Они убивали немецких солдат! А я всегда считал немецкие солдаты освободители, и Сталин их заставил воевать!

Лейтенант задумчиво поправил фуражку.

– В кузов. Потом разберёмся.

Колю закинули в кузов, в котором сидели немецкие солдаты. Один из них сразу наступил ему на спину и ткнул винтовкой между лопаток.

Меня реально с кем-то путают. Какой к чёрту сорок первый год?

Грузовик качнуло, и ствол винтовки вонзился между лопаток, вызвав пронзительную боль. Но крик оборвался на полузвуке. Удар по рёбрам кованым сапогом выбил из лёгких весь воздух. Коля хватал открытым ртом воздух, бешено вращая глазами.

В сознании не укладывалось, что он в прошлом. Такого просто не может быть. И немцы какие-то неправильные. Хоть и говорят по-немецки, но поступают с ним как с ненужной вещью.

При каждой незначительной кочке, ствол винтовки втыкался между лопаток, а каблук сапога неприятно скользил по рёбрам. К тому лицо поднять от грязного деревянного пола кузова поднять не получалось. Коля ощущал, как занозы впиваются под кожу. Один раз он решился поднять голову, но на кочке он больно ударился о доски, из глаз посыпались искры и полились слёзы.

Надо им рассказать, что он выступала в бундестаге и сама канцлер Германии Ангела Меркель хлопала ему! Они поймут, что ошиблись и извинятся за своё поведение! А если я всё-таки в прошлом? Кто у власти? Гитлер? Да, Адольф Гитлер. Он точно меня выслушает и поможет вернуться домой! Домой… Куда домой? Если это и вправду сорок первый год, то у меня и дома нет. Расскажу про будущее. Всё, что знаю. И потомки будут мне благодарны, что смог помочь Германии освободить Россию от сталинского режима! А какая прекрасная жизнь тогда будет!..

В это время грузовик тряхнуло так, что Коля взвизгнул от боли в спине, изогнулся, поднял голову. Машину подбросило слегка вверх, а затем она резко пошла вниз. Удар головой о деревянный пол вырубил сознание.

Коля пришёл в себя от потока холодной воды. Сознание очистилось в один миг. Даже зубы стукнули несколько раз друг о друга, а дыхание перехватило. Он машинально вытер рукавом воду с лица и увидел перед собой того самого лейтенанта, с которым разговаривал в поле.

– Клоун должен смешить! – улыбаясь, сказал он, и кивнул в сторону Коли.

– Вилли, ты думаешь, этот русский может заинтересовать дядю? Он даже на солдата не похож. Думаю, он и ни разу не стрелял в людей. Я уж не говорю об убитых им, - офицер у окна улыбнулся. – У него глупый вид.

– Ты послушай, что он говорит. Возможно он и сумасшедший, но некоторые слова в его речи кажутся странными.

Коля сидел на полу, мокрый, в луже воды, смотрел на высокого офицера у окна со стаканом в руке. Он понимал, что здесь решается его судьба, поэтому внимательно слушал разговор.

– Он хорошо говорит по-немецки.

Высокий офицер, которого лейтенант назвал Вилли, подошёл к Коле.

– Ты ненавидишь Сталина? – жёсткие стальные глаза уставились на переносицу.

Коля сглотнул и всем своим нутром ощутил страх. Впервые с момента встречи с немцами сорок первого года. Голова мелко затряслась, один глаз задёргался. Коля ощутил дыхание смерти. Но в руках офицера не было оружия.

– Будешь молчать, отправишься кормить червей, – в уголке рта проскользнула усмешка.

– Я ненавижу Сталина, господин офицер, – дрожащим голосом заблеял Коля. – Я всегда уважал немецкого солдата и культуру Германии. Я почитатель музыкальной группы «Рамштайн».

На лице немецкого офицера возникло непонимание. Он оглянулся на лейтенанта. Тот лишь пожал плечами.

– А когда ты родился? – неожиданно спросил Вилли, и его взгляд обжёг Колю.

– В этом мире или в том? – начал заикаться Коля.

– В том, - немного подумав, уточнил Вилли.

– Двадцать первого января две тысячи третьего года, – выдавил из себя Коля, продолжая сидеть в луже и глядеть на офицера снизу вверх.

– В том, твоём мире Германия выиграла эту войну или проиграла? – на лице Вилли проявились заинтересованность и задумчивость.

– Проиграла…

– Не может быть! Большую часть красных войск мы уничтожили и скоро возьмём Москву! Мы уже заняли Минск! – не выдержал лейтенант.

– Постой, Гельмут, не горячись, – остановил его Вилли. – Когда закончилась война?

– В сорок пятом, в мае. Сталин взял Берлин, – Коля опустил взгляд вниз. – Я хочу попросить прощение за то, что одурманенные коммунистами люди убивали немецких солдат.

– Я думаю, что ты заслужил повышение, Вилли! Дядя будет доволен ценным кадром. Ещё один подопытный кролик для Анненербе! Срочно переправляй этого клоуна в Берлин. Охрану усиленную. С дядей сам поговорю. Даже в туалет под присмотром! Ясно?

Лейтенант вытянулся перед другом, ставшим серьёзным.

– Всё сделаю, Вилли! А если его попытаются отбить?

Вилли, наконец, допил содержимое стакана, с которым он простоял напротив Коли, нахмурился. Отвернувшись к окну, тихо, чтобы не слышал русский, произнёс: уничтожить!

– Охрана увести пленного! – крикнул лейтенант.

Два немецких солдата сразу же появились в комнате, схватили Колю под руки и уволокли.

– Он не должен попасть к красным, Гельмут. Ни при каких обстоятельствах. Проинструктируй охрану.

Лейтенант ушёл, а Вилли, продолжая держать в руках теперь уже пустой стакан, свободной рукой расстегнул мундир. Ему стало жарко. Хотелось задать этому странному русскому множество вопросов, но он остановил себя. Многие знания, могут повлечь за собой большие проблемы. А проблемы Вилли не любил. Карьеру делать не стремился. Он сейчас обдумывал, стоит ли звонить дяде и ставить его в известность о произошедшем. С одной стороны, если расстрелять, то Гельмут промолчит, а солдаты ничего не поняли. Русский для них просто клоун, который хочет жить. С другой стороны, сведения могут помочь выиграть войну и не донесение о столь интересном русском могут расценить как предательство. Вилли подошёл к окну и уставился на скамейку под яблоней. А если русский обманул, то…

Резко развернулся к столу, со стуком поставил стакан на столешницу.

– Надо докладывать дяде, – решительно сказал Вилли и ударил кулаком по столу, отчего стакан упал набок и покатился к краю столешницы, но упасть он ему не дал.

Два грузовика, два мотоцикла и бронетранспортёр вышли из деревни рано утром. Командовал колонной тот самый лейтенант, который пообещал доставить необычного русского пленного в Барановичи на железнодорожный вокзал, где должны встретить представители контрразведки. Путь не близкий. По лесам болтается много красноармейцев, которые почему-то не собираются сдаваться в плен. Дело времени, леса от них в скором времени очистят, главное сейчас проскочить и не нарваться на каких-нибудь фанатиков. Они могут и в одиночку атаковать колонну, презирая смерть. Вообще все русские странные, совершенно не похожи на солдат западных стран. Те же французы, понимая, что сопротивление бессмысленно, поднимают руки и сдаются в плен. Русские сражаются до последнего даже в самой безнадёжной ситуации. И ведь зачастую нет комиссаров, а они воюют. Сложно понять, зачем и для чего такое упорство и презрение к жизни.

Взрыв прозвучал неожиданно. Бронетранспортёр подкинуло вверх и ударило о землю. Зубы клацнули, в боку появилась нестерпимая боль. Гельмут начал заваливаться набок, а рука машинально выхватила из кобуры пистолет. Сознание гасло. Рука вытянулась в сторону пленного русского и три выстрела подряд стали последними в жизни немецкого лейтенанта.

Коля не был связан, но два рослых немца постоянно находились рядом в готовности применить силу или оружие. Осознание того, что это действительно прошлое, уже пришло. Появился постоянный страх, который он никак не мог понять. Вроде его везут в Берлин, ни разу не били, обращаются порой грубо, но терпимо. Накормили хорошо. Но этот неосознанный страх не давал покоя. Неожиданный взрыв откинул Колю к одному из охранников, а второй завалился сверху, прикрыв обоих. В ушах стоял звон, глаза слезились, в горле першило, плюс тяжёлое тело второго охранника. До слуха, словно через вату, донеслись три выстрела совсем рядом. Хотелось выбраться из-под завала тел, но сил не хватало. Он прислушался. Сквозь звон определил, что идёт бой. Выбраться можно, но надо ли? Прилетит ещё какая-нибудь шальная пуля. Значит, придётся ждать, кто выйдет победителем.

Сколько по времени длился бой, Коля определить не смог. Слышимость вернулась, звон прошёл, голова перестала гудеть. Кажется, стихло. Он, работая руками и ногами, отпихнул немца, увидел окровавленного лейтенанта…

Коля не помнил, чтобы его так полоскало когда-либо. Всё, что он съел на завтрак, вырвалось наружу и покрыло дно бронетранспортёра, смешиваясь с кровью трёх погибших немцев, разорванных осколками. Рвотные позывы продолжались и после того, как съеденное покинуло желудок. Ужасно разболелась голова.

– Закончил? – вопрос прозвучал как выстрел.

Коля медленно оглянулся на голос. В открытых дверях бронетранспортёра стояли два бойца в красноармейской форме.