Глава 3

Ярослава

Мои мысли путались, голова была тяжёлой, словно налитой свинцом. Сквозь туман в сознании я слышала голоса, но не могла разобрать слова. Тело не слушалось, руки и ноги будто онемели. Я пыталась пошевелиться, но смогла лишь слабо дёрнуться. Меня чем-то усыпили, и сейчас сознание медленно возвращалось.

— Всё, хватит отдыхать, вставай, поехали!

Голос мужчины прозвучал прямо передо мной, резкий, как удар хлыста. Я медленно подняла голову. Перед глазами плыло, но я разглядела его лицо — холодное, с едва заметной усмешкой.

— Куда? — мой собственный голос показался мне чужим, хриплым.

— Домой.

— А разве это не мой дом?

Он усмехнулся, и от этого стало ещё страшнее.

— Твой дом там, где я скажу.

Я услышала бормотание Максимки и инстинктивно потянулась к нему, но незнакомец был быстрее. Его пальцы впились в моё запястье, боль пронзила руку, когда он резко дёрнул меня со стула.

Я попыталась вырваться, руки не слушались, тело было слабым, будто ватным. Сердце бешено колотилось, в горле стоял ком. Охранники схватили меня под руки, их пальцы впились в кожу. Я пыталась сопротивляться, но мои движения были вялыми.

Я не знала, чем меня накачали, пока я спала, плечо немного ныло, как после укола. Препарат был странного действия, руки и ноги едва работали, но я всё же шла туда, куда меня вели. В голове была путаница, я не могла сообразить, что сказать, будто из здоровой девушки вмиг превратилась в больную из психиатрической лечебницы.

Меня одевала охрана, а Макса тот, кто назвал себя его отцом. Сестра никогда не говорила, от кого родила. На вопрос об этом она ответила резко: «Тебе не всё равно, сестрёнка?»

Мы вышли на улицу и меня затолкали внутрь автомобиля, я не сопротивлялась, не было сил. Водитель глянул в мою сторону, но даже слова не проронил. Как назло, соседи не гуляли в это время, и мне даже на помощь позвать некого.

Через какое-то время машина остановилась у самолёта.

На мой слабый протест незнакомец ответил резко:

— Замолчи и заходи в салон.

Охранники потащили меня к трапу, ноги подкашивались, земля уходила из-под ног. Я оглянулась на Максимку — он плакал, прижимая к себе игрушечного зайца.

«Я не могу его защитить», — сердце разрывалось от бессилия.

В салоне пахло кожей и дорогим алкоголем. Мужчина пристегнул Максимку, потом подошёл ко мне. Его пальцы грубо сдёрнули с меня шаль, потом куртку.

— Куда мы летим? — я едва узнала свой голос.

— Домой, место моего сына рядом со мной, твоё тоже.

Он улыбнулся, и в этой улыбке не было ничего человеческого.

Двигатели взревели, самолёт задрожал, я впилась пальцами в подлокотники, сердце бешено колотилось. Никогда не летала, было страшно до трясучки.

Похититель сел напротив меня, налил себе виски, сделал глоток, предложил выпить мне, но я отказалась. Никогда ничего крепче кефира не употребляла, ложка кагора во время причастия не в счёт. Он не стал настаивать, и это радовало, сидел и изучал меня, будто хотел для себя что-то прояснить. Я опять не смогла сформулировать мысль и сказать, что я не Лиза, надеялась, что та дрянь, которую мне вкололи, будет действовать не всегда. Хорошо, что Максим успокоился и уснул.

Я собирала документы Лизы в свой специальный кейс. Пришлось проверять всё, что-то выкидывать. Сестра аккуратностью не отличалась, у неё всё было разбросано в шкафу. Тут позвонили по телефону, я запаниковала, сунула кейс в спортивную сумку, сверху накидала вещей как попало. Не помню, было ли там свидетельство о рождении племянника.

— Документы, — промямлила я, стараясь не смотреть в чёрные глаза мужчины.

— Что документы, Лиза? Я забрал твой паспорт и свидетельство о рождении Макса, они у меня. Будем дома, уберу их в сейф. Больше не желаю разыскивать тебя по всей стране.

— Как мне к вам обращаться? Как вас зовут? — выдавила из себя нервно, голос дрожал.

— Ха-ха, этот укол так подействовал на тебя, что ты имя собственного мужа забыла? Марк Альбертович Грау.

— Босс, в инструкции нет такого побочного эффекта, — поспешил заверить один из охранников.

Здоровяки сидели через проход от нас. Я скосила на них ошарашенные глаза, значит, меня и вправду чем-то накачали.

«Марк Альбертович Грау» – его имя прозвучало в голове снова, и по спине пробежал холодок. Когда он представился полным именем и отчеством, голос был ровный, почти вежливый, но в этом было и что-то устрашающее. Марк будто напомнил мне: «Ты знаешь, кто я. Ты знаешь, что я могу». 

Я совсем не знала его, ведь сестра не удосужилась рассказать. Когда я спросила, почему она сменила фамилию, та ответила, что эта звучит стильно, её директор модельного агентства так попросил. Отчество сыну она дала наобум, и отец в свидетельстве о рождении вымышленный герой. Оказалось, не вымышленный, а в моей жизни на одну ложь стало больше. Это странное чувство, когда ты не можешь сформулировать мысли и сказать что-то, но чётко помнишь прошлое.

Семнадцать лет назад.

На мне красивое платье и здоровый белый бант на голове. Волосы забраны в хвост, всё аккуратно, волосок к волоску. Рядом идёт мама и её новый любовник, какой по счёту за год, я даже затрудняюсь сказать. После развода с отцом мать не начала пить, она просто пустилась в разгул. Мужики сменяли один другого, мама таскала их домой, но никто надолго не задерживался. Только дядю Толика она пригласила к себе жить.

Гражданский муж матери был наглый, поучал меня по любому поводу, требовал, чтобы я называла его отцом. Толик налил себе третью рюмку и заявил маме, что из меня «растёт дрянь».

Я отказывалась, ведь у меня уже есть папа. Анатолий орал в ответ, что я его не уважаю и в корень оборзела. Я молчала, когда он кричал на меня по поводу и без, требовал, чтобы убирала за ним посуду. Сегодня не выдержала и решила дать отпор, несмотря на свои семь лет.

— Сам ты дрянь, — сказала я спокойно, глядя ему прямо в глаза. — У меня есть папа, а ты никогда им не будешь.

Анатолий покраснел, его губы задрожали, он резко встал, а стул грохнулся на пол.

— Вот сука! Где твой отец, нету?! Я тебя кормлю и одеваю, неблагодарная тварь!— заорал он и занёс руку.

Я не отпрянула, но и удара не последовало, мама вдруг встала между нами.

— Хватит, — сказала она тихо. — Толя, хватит, нам пора выходить, мы опоздаем на линейку в школу.

Анатолий что-то буркнул насчёт того, что он отмечает первое сентября, плюхнулся обратно на стул и налил себе ещё водки.

Мама обернулась ко мне и произнесла строго:

— Иди погуляй, мы сейчас спустимся.

Я вышла, на улице было тепло. Солнце ярко светило, дети смеялись где-то вдалеке. Внезапно пришла мысль, а как бы я жила, если бы у меня были нормальные бабушка и дедушка? Что бы было, если бы с отцом осталась я, а не Лиза?

Мама из детского дома, после развода мы с ней переехали в ту квартиру, которую ей когда-то подарило государство. У отца были родители, но жили в Германии с семьёй старшего сына. Они по нации немцы, предки которых в своё время поселились в России. Отец уезжать с ними отказался, остался здесь, чтобы ухаживать за своей бабушкой.

Папа не звонил и не писал, он будто забыл обо мне. Для него существовала только Лиза, а меня он выкинул из своей жизни. Было обидно до слёз, я плакала по ночам в подушку. Теперь какой-то лысый упырь желает, чтобы его называли папой. Мама не против, она вцепилась в Толика как в спасательный круг. Ещё бы, ведь он мелкий предприниматель и держит сеть ларьков с овощами и фруктами.

Вот так я шла к школе, держа букет роз в руках и думая о своей безрадостной жизни. Лучше бы папа забрал меня, а не Лизу, но тогда бы досталось от лысого ей. Мне всегда казалось, что сестрёнка нежнее меня, очень хрупкая и ранимая, она бы не выдержала.