Глава 2

Месяц спустя. Саша

Ошеломлённо уставившись на Розу Ибрагимовну, я переспросила:

— Вы уверены?

Гинеколог наградила меня мягкой улыбкой.

— Да, Александра. Поздравляю вас. Вы беременны, никакой ошибки нет. Я перепроверила несколько раз, да и осмотр… — Она многозначительно посмотрела и опять улыбнулась. — Мы с вами сделали это.

Я всё ещё боялась верить, что это правда. Но слёзы радости сами собой навернулись на глазах. Чтобы не разреветься как дура, прикусила губу, только не помогло. Гинеколог продолжала улыбаться. В последние два года в этом кабинете я побывала столько раз, что не сосчитать. Ходила на приём, чуть ли не как на работу, и с каждым разом всё меньше верила, что чудо может случиться. Лечение не помогало. Три ЭКО тоже ничего не дали — каждый раз я с замиранием сердца ждала, что оплодотворение окажется успешным, но нет.

Роза Ибрагимовна отрицательно качала головой и повторяла, что надежду терять нельзя. Только с каждым разом её становилось меньше, а потом она пропала совсем.

— Ваш муж будет очень рад.

Врач встала и, подойдя, вручила мне несколько распечатанных листов. Взяла за руку.

— Вы большая молодец, Саша. Жизнь любит тех, кто борется за своё счастье.

— Да, — согласилась я.

Она и не подозревала, как близко мы с Дамиром подошли к краю, и что значит для меня этот малыш. Угасшая надежда на глазах фениксом восстала из пепла.

В порыве я сжала руку доктора.

— Дамир будет счастлив. Очень. Спасибо вам за всё, Роза Ибрагимовна. Вы… Вы даже не представляете, что это для меня значит. Это… — Я замотала головой и тихо засмеялась сквозь слёзы, понимая, что говорю ерунду.

Желание было одно — сразу же позвонить Миру. Сказать… Нет, прокричать ему о том, что я беременна! Что у нас получилось, что всё хорошо! И где-то в самой глубине души хотелось, чтобы он попросил прощения за тот разговор на кухне.

Весь месяц мы прожили в напряжении. Тот вечер словно набросил на нас чёрную вуаль, избавиться от которой мы и не пытались. Мир то и дело уезжал в командировки, и проведённые нами в одной постели ночи можно было пересчитать по пальцам. Да и они были бессмысленными: за этот месяц сексом мы занялись только один раз.

В тот вечер Дамир пришёл с приёма злой и пьяный. Обычно я сопровождала его во время таких мероприятий, на этот раз он даже не звал меня с собой. Зато стоило мне выйти в коридор ему навстречу, осмотрел с головы до ног, выругался и, развернув к себе спиной, толкнул к стене.

Когда в последний раз он был таким, я и не помнила. Грубый быстрый секс наполнил тело лёгкостью, а душу — горечью. Одёрнув подол моего домашнего платья, Мир ушёл в спальню, а я ещё долго сидела в кухне, невидящим взглядом смотря в тёмное окно на собственное размытое отражение.

Каждый день приближал нас к разводу, к черте, за которой этих самых «нас» уже не было. Время неслось вперёд со скоростью сошедшего с рельс поезда, и я ничего не могла с этим поделать. Каждую ночь, лёжа в постели, до судороги сжимала край одеяла и немым криком молилась. Неужели мои мольбы всё-таки были услышаны?!

Выйдя из клиники, я достала телефон и хотела позвонить мужу. На дисплее стояла заставка — наша фотография, сделанная прошлым летом в Париже. Ужин в ресторане на Эйфелевой башне, прогулка по набережной Сены… Так недавно и так давно!

Передумав, вернула телефон в сумку. Нет, я должна сказать ему сама. Хочу видеть его в момент, когда он узнает.

Дотронулась до живота. Сердце забилось часто, подпрыгнуло к горлу. Я негромко засмеялась, не в состоянии больше сдерживать радость. Поймала недоумённый взгляд хмурой женщины и счастливо улыбнулась ей.

— Да! — шепнула тихонько, а потом, не обращая внимания на прохожих, сказала громче: — Да! Да! — И опять засмеялась.

Хотелось, чтобы пошёл тёплый ливень. Вот бы, как в детстве, закружиться под ним, шлёпая по лужам!

— Как же я тебя ждала! — сказала я, с осторожностью касаясь живота. — Почему ты так долго, а? Ничего… Ты представить себе не можешь, как твой папа тебя хотел. И я тоже.

Я ещё толком и не понимала, что во мне наконец зародилась новая жизнь, а ощущение было, что уже чувствую своего малыша. Чувствую, как он шевелится, хотя это было невозможно.

Вызвала такси и, пока машина ехала, купила большой рожок мороженого. Как в детстве. Стоило мне усесться в машину, водитель с неудовольствием покосился на мороженое. Но было плевать. Слизнула капельку и снова вытащила телефон.

Написать, что еду? Едва сдержалась — нет, пусть это будет сюрприз.

Вместо этого написала сообщение Арине. Лучшая подруга со школы — она должна была узнать одной из первых. Стёрла текст и, кое-как удерживая рожок, достала результаты анализов. Сделала снимок и отправила. Пинетки, конвертики, погремушки: до этого дня я только и могла, что с сожалением рассматривать витрины детских магазинов. Устроим с Аринкой детский шопинг, и пусть только попробует меня остановить!

— Девушка, пожалуйста, не испачкайте салон.

Я подняла взгляд на водителя.

— Да не волнуйтесь вы за салон. Ничего с ним не случится, — улыбнулась ему. Хотелось поделиться радостью.

Перечитала результаты. А потом ещё раз. Клубничный пломбир таял на языке. Был ли он когда-нибудь таким вкусным? Точно нет. Теперь всё у нас будет в порядке. Перечеркнуть прошлое, забыть тот разговор — и всё. Мне ли не знать, как Мир хотел ребёнка. С первых дней нашего брака он говорил, что хочет полноценную семью, что брак без детей — пустой звук.

Отправила и посмотрела на нашу с Миром фотографию. Сегодня же выкину из самой светлой комнаты всё, что там есть. Идеальная для детской: маленькая и уютная, она будет самой красивой из всех возможных. Такая, о какой я мечтала в детстве. И даже лучше.

Мы выехали на дорогу и не спеша потащились вперёд.

— Пожалуйста, езжайте как можно быстрее, — попросила я хмурого дядьку за рулём. — Если нужно, я доплачу.

— Не надо ничего доплачивать, — буркнул он.

Капелька подтаявшего мороженого побежала по вафле, и я облизнула её. Улыбнулась собственным мыслям. Пусть только Мир попробует сказать, что занят. И пусть только попробует не поцеловать меня. Господи, неужели это правда?!

Снова положила руку на живот. Девочка или мальчик? Да какая разница. Главное, что получилось. За три дня до конца отведённого Миром нам месяца. Несмотря на постоянные переживания и тревоги. Вопреки диагнозам, вопреки правилам.

Показав охраннику пропуск, я буквально взлетела по лестнице на второй этаж. Пока шла по широкому светлому коридору, пыталась сообразить, как лучше сказать. Но в голову ничего не шло. Да неужели он сам не догадается? У меня же всё на лице написано! Даже мама с детства говорила, что врать я не умею. Да так оно и было.

Приёмная возле кабинета мужа оказалась пустой. Секретарши на месте не было, зато дверь в кабинет оказалась приоткрытой. На диване в приёмной лежал пиджак, показавшийся мне смутно знакомым. Розовый, с крупной пуговицей на кармане… Где-то я его уже видела. Сделала пару шагов и вдруг сообразила — это пиджак Арины. И тут из кабинета раздался протяжный звук. Я было подумала, что мне показалось, но звук повторился.

К горлу резко подкатила тошнота, руки стали холодными. Оставшееся расстояние я прошла, сама не помня как. Толкнула дверь…

Дамир стоял ко мне спиной. Штаны его были спущены, рядом со столом валялись лакированные женские туфли.

Мир вдруг повернулся. Наши взгляды встретились, на его лице отразилось смятение. Он было бросился ко мне, но я попятилась.

Расстёгнутый ремень, приподнявшаяся с рабочего стола мужа лучшая подруга…

Арина села, нагло уставилась на меня.

— Месяц заканчивается только через три дня, — криво усмехнулась я, — а ты уже, как вижу, взялся за дело. Так не терпится сделать потомство? Боишься не успеть?

Дамир стоял ровно посередине между нами. Рубашка его была измята, потемневшие глаза блестели приговором.

Он сжал челюсти и резко застегнул ширинку.

Я выпрямилась, расправила плечи.

— А что мне остаётся, если ты пустоцвет? — холодно сказал он, идя ко мне. — Я устал, Саша. Я хочу нормальную семью.

Он подошёл, но дотронуться до меня не попытался. Арина поднялась, поспешно одёрнула платье, поправила волосы.

И сколько это длится? Мой муж и лучшая подруга. Как банально и больно.

— Удачи, — только и смогла сказать.

Хотела уйти, но Дамир всё-таки придержал меня за локоть.

На виске его выступила вена, зубы были сжаты. Мы опять встретились взглядами.

— Сделай так, чтобы нас с тобой развели без моего присутствия, — сказала я на удивление ровно. — И, пожалуйста, не появляйся сегодня дома. Я соберу вещи.

Желваки на его лице выступили сильнее. Пальцы разжались.

— Хорошо, — ответил он сухо и отпустил меня. Во всех смыслах.

Я ушла. На негнущихся ногах дошла до лестницы, и ступенька за ступенькой медленно спустилась в холл. Ничего не говоря, прошла мимо охраны.

Хорошо. Вот и всё, что он сказал мне — «хорошо». Пять лет брака, моя преданность, моя любовь, моя жизнь — всё это уместилось в одно «хорошо».

— Хорошо, — повторила, оказавшись на улице. Положила руку на живот и, закрыв глаза, заставила себя поглубже вдохнуть.

Да, хорошо, Мир. Я хотела дать тебе всё. Даже больше. Но теперь ты ничего не получишь. Ничего и никогда.

Хорошо.

***

Не давая себе времени опомниться, я принялась без разбора швырять в раскрытый на полу чемодан одежду. Чем выше становилась гора разноцветного тряпья, тем сильнее меня захлёстывало болью и яростью. Муж и лучшая подруга! Да как он мог?! Про Арину не хотелось даже думать. Какая же я дура! Рассказывала ей всё, делилась самым сокровенным, со слезами на глазах не раз говорила, как люблю Дамира и боюсь потерять. Лицемерная тварь!

Со злостью кинула поверх вещей несколько свитеров и, захлопнув, принялась застёгивать чемодан.

— Давай же, — процедила, давя на крышку. Молния поддавалась с трудом, ярость кипела в крови, а глаза жгло. — Блин…

Я прижала палец к губам. Дурацкий ноготь! Хотя что такое сломанный ноготь по сравнению со сломанной жизнью?! И что такое эта боль в сравнении с болью, терзающей сердце?!

Чемодан я всё-таки застегнула. Собрала ещё два, и в последний момент, уже собираясь уходить, вспомнила самое главное. Резко сняла кольцо.

Только сделала это, стало до озноба холодно. На секунду зажала в ладони.

— Я справлюсь, — сказала самой себе. Сжала пальцы сильнее, а потом положила кольцо на тумбочку возле постели. С той стороны, где всегда спал Дамир.

— Мы справимся, — повторила, положив ладонь на живот. — И не нужен нам такой папа. Пусть рожает других детей, а нам он не нужен.

Говорила, а у самой слёзы текли. Потому что даже сейчас понимала — вру. Только перед глазами всё ещё стояла картинка: Дамир и лежащая на столе Арина.

Никогда не забуду! И не прощу никогда! Пусть рожает, кого хочет и с кем хочет! Флаг ему в руки и барабан на шею! А я… Я уже не одна и одна не буду никогда.