Монстр в её глазах

Влада

— Знакомьтесь, ребята, это Влада Богданова. С сегодняшнего дня она учится вместе с вами.

Тучная женщина пятидесяти лет с забранными в пучок светлыми волосами слегка подталкивает меня в спину, вынуждая сделать шаг вперёд. По небольшому, современно оборудованному помещению с тремя рядами парт разносятся многочисленные смешки, а все взгляды вдруг сосредотачиваются на одиноко сидящем у окна коротко стриженном брюнете. Я тоже отрываю взгляд от стены перед собой, куда старательно пялилась всё это время, и осторожно смотрю на него, пытаясь понять, причём здесь вообще он.

Красивый. С выразительными скулами, прямым носом, довольно пухлыми губами и глубоким взором тёмно-карих глаз в обрамлении длинных и густых ресниц. Таких же прямых и острых, как его пристальный взгляд в мою сторону. Насквозь врезается в меня. Вспарывает усеянную веснушками кожу, отчего её обагряет румянцем смущения. Он быстро стекает по шее вниз, и меня почти душит этим жаром. Не в силах перестать смотреть на него, я пытаюсь считать про себя в попытке успокоиться, но получается откровенно паршиво.

Вместо коричневой школьной формы, как у всех, на нём надеты чёрные джоггеры и бомбер с большой белой цифрой восемь на широких рукавах. Но не этим он выделяется среди всех остальных в классе. От брюнета веет концентрированной мощью и сильнейшей энергетикой, окутывает, пригвождает к месту, заставляет дышать через раз. Будто в этом мире больше не существует никого другого. Только он один. И скромно стоящая в стороне я.

— Кажись, она здесь теперь не только учится, особенно с некоторыми из нас, да, Богдан? — доносится вдруг с задних парт.

Резкий возглас возвращает в реальность. И я, вздрогнув, с ужасом осознаю, что наши гляделки не остались незамеченными. Щёки начинают гореть ещё жарче прежнего, так и тянет накрыть лицо ладонями и выдать кучу оправданий за содеянное.

Что на меня вообще нашло? Будто красивых парней раньше не видела. Да и не такой уж этот Богдан и красивый.

Богдан.

Вот же… До меня запоздало, но всё же доходит, что именно веселит всех в классе.

Богданова Влада.

Влада Богдана.

Как принадлежащая ему вещь.

А я ещё и пялилась на него неотрывно, как идиотка какая-то.

Боже…

Отведя взгляд, я снова делаю вид, что меня интересует исключительно стена напротив. Она окрашена в приятный мятный оттенок и украшена портретами известных математиков. Всю нижнюю часть скрывают шкафчики с книгами и прочей ерундой, а сверху расставлено много кадок с комнатными растениями.

Я люблю, когда в помещении есть зелень. Здесь её много. Интересно, а можно будет забрать пару горшочков к себе в комнату? Соседки у меня нет, так что они там точно никому не помешают. Надо будет обязательно спросить.

В общем, думаю о всякой ерунде, как могу, только бы не думать, как опозорилась только что на весь класс.

Не спасает и то, что Богдан быстро пресекает чужое веселье.

— Сам захлопнешься или помочь? — предлагает мрачно ляпнувшему ядовитое замечание в мой адрес.

На его скулах играют желваки. Он поджимает свои пухлые губы, хватает лежащий на столе карандаш и принимается вертеть в своих руках. Он… злится? Похоже на то. И больше не смотрит в мою сторону. А вот я опять смотрю на него зачем-то. Как магнитом тянет взглянуть на него ещё раз хоть одним глазком. Чувствую себя дурой и всё равно смотрю. И лишь когда карандаш в его руках ломается с глухим щелчком, прихожу в себя. И снова краснею.

Да что со мной не так?

Ни одной адекватной мысли, сплошь толчки пульса в ушах.

Сквозь них, как издалека, пробивается голос Аглаи Семёновны. Неудивительно, что не воспринимаю. И лишь когда по классу снова разносятся смешки, а всё с той же задней парты слышится неугомонное:

— Ну, вот, я же сказал!

Только тогда я понимаю, что от меня чего-то ждут.

— Хватит, — перекрывает всеобщий шум Аглая Семёновна, стуча ладонью по столу. — Давайте уже начнём наш урок. Влада, садись, пожалуйста, — машет она в сторону Богдана.

Не сразу соображаю, что это мне так ненавязчиво предлагают расположиться рядом с ним.

Шумно выдыхаю, и… остаюсь стоять на месте.

— Влада, поторопись. И так много времени потратили на представление тебя всем, а у нас на сегодня довольно много работы заготовлено.

По классу проносятся стоны разочарования, кто-то просит быть снисходительнее, кто-то и вовсе требует познакомиться со мной поближе, лишь бы не начинался урок, а я всё никак не могу заставить себя сдвинуться.

— А можно мне за другую парту?

Ой, ой, ой, это я сказала? Судя по взбешённому взгляду Богдана, так оно и есть. Собственно, то и приводит в чувства.

Что я делаю? Зачем нарываюсь? Ну, подумаешь, нам вместе сидеть за одной партой предстоит. Это же сущая ерунда. Тогда почему я так трушу? И сердце вновь ходуном ходит. Стучит, как в последний раз.

— Влада, — мягко, но с укором обращается ко мне учитель, и я всё же заставляю себя шагнуть вперёд, навстречу Богдану.

Как нырок на многокилометровую глубину. Сразу на самое дно. В ушах звенит, перед глазами плывёт, а в лёгких весь воздух резко заканчивается. И чем ближе я становлюсь к его парте, тем крепче он сжимает в своих руках поломанные части карандаша. И тем сильнее стучит моё сердце.

Всё ближе и ближе к нему.

Шаг. Ещё один. Третий. Пятый. Шестой.

Я иду, но вижу только его глаза. С тёмной окантовкой по краю радужки, будто кто-то коричневую краску пролил на чёрный холст. Зарисовать бы их. Запечатлеть на память. А ещё научиться, наконец, смотреть себе под ноги. Потому что, заглядевшись на чужое лицо, я не замечаю лежащий в проходе чей-то рюкзак, и, споткнувшись, с тихим охом лечу вперёд.

Всё происходит слишком быстро. Опомниться не успеваю, только выставить ладони вперёд, когда чужие руки крепко хватают за талию и тянут на себя, а я оказываюсь лицом к лицу к… Богдану.

Так мы и замираем. Я, упираясь обеими ладонями в его необычайно твёрдые плечи, ошарашенно глядя на него. И он, продолжающий удерживать меня возле себя. От него исходит едва уловимый запах чего-то терпкого и мускусного, и я ловлю себя на мысли, что дышу глубже обычного, намеренно втягивая в лёгкие этот аромат, запоминая его. Так и тянет надавать себе пощёчин за происходящую глупость, но руки по-прежнему сжимают широкие плечи, кажется, даже крепче прежнего. Не понимаю, что со мной происходит, но сопротивляться этому тоже не получается.

— Спасибо, — шепчу едва слышно, чувствуя, как моя кожа снова принимается жарко полыхать под пристальным взглядом.

Богдан приоткрывает рот, поначалу явно собираясь ответить, но по итогу молчит, только с шумом выдыхает, а затем крепко стискивает зубы и, брезгливо скривившись, отталкивает меня от себя, после чего вовсе отворачивается. Как ведро ледяной воды мне на голову. И я, чувствуя себя ещё большей дурой, устраиваюсь на соседнем стуле, по правую руку от него.

Пытаюсь концентрироваться на уроке, но только и могу думать о том, как горячо ощущаются до сих пор прикосновения ладоней сидящего рядом. Так и тянет поправить одежду, заодно потереть кожу, чтобы избавиться от этих ощущений. Сам Богдан как отворачивается от меня к окну, так и остаётся пребывать в такой позе, совершенно игнорируя тот факт, что Аглая Семёновна пишет на доске разбор сложного уравнения. Я и сама едва понимаю, что она там пишет. Никак не могу перестать коситься на сидящего ко мне спиной, чьи плечи слишком заметно поднимаются и опускаются в такт тяжёлому дыханию, как если бы его мучила астма.

А может ему и правда плохо? Не зря кривился чуть раньше.

В общем, чуть подумав, я всё же решаю у него самого узнать. Кладу ладонь на плечо и тихонько зову:

— Богдан? Тебе плохо?

И без того твёрдые плечи замирают, становясь по-настоящему каменными, через миг он скидывает с себя мою руку и резко разворачивается. От неожиданности я вздрагиваю и втягиваю голову в плечи, когда его взгляд впивается в меня с неожиданной злостью. Слишком яркой и заметной, чтобы игнорировать. Всё внутри натягивается в преддверии близкой опасности.

Да что с ним не так?

Богдан некоторое время сверлит меня этим своим страшным взглядом, а затем, шумно выдохнув, резко срывается с места. Буквально перепрыгивает парту, заодно и меня, спешно покидает класс. Дверь за его спиной хлопает очень громко, оставляя меня растерянно смотреть ему вслед и задаваться одним-единственным вопросом.

Что это только что было?..