Глава 20

ОЛИВЕР

Голос внутри велит мне заткнуться, но та часть меня – озлобленная и потерянная часть – продолжает. Она руководит мной, толкает высказать меня всё, что копилось во мне очень долго.

Поэтому я смиряю голос раскаяния. Если не скажу ей всё сейчас, меня разорвёт. Я сойду с ума. Нет, вернусь к безумию, к тому состоянию, которое держало меня своим заложником последние годы. Я не хочу этого, но контроль над собой — не то, чем я могу похвастаться, когда поблизости находится Чарли.

Я думал, что справлюсь. Не знаю даже, на что надеялся. Сначала я испытал эйфорию, когда Чарли вернулась. Но нельзя просто взять и решить, что между нами всё в порядке, нет никаких претензий и нерешённых старых проблем. И вот, когда эта эйфория схлынула, я понял, что по-прежнему в заднице. На дне. Даже хуже: я проснулся на следующее утро после того как уехал от Чарли и понял, что дно надо мной.

Долгие месяцы терапии, и что: одна ночь с ней – и всё, пиздец?

Я облажался. Секс с ней был ошибкой. То есть — он был лучшим событием за… не помню какое время, но определённо ошибкой.

Мой терапевт не похвалила бы меня за это.

Правда, говорить ей я не собирался. Достаточно, что Майло сказал, после чего наслушался дерьма.

Во мне что-то странное происходит, когда я вижу, какой эффект произвела на неё эта фраза. Не знаю, что задело её больше: то, что я не верил ей или то, что назвал Шарлоттой. Думаю, за двадцать с небольшим лет нашего знакомства это случалось так редко, что хватило бы пальцев одной руки, чтобы посчитать. Испорченная, повреждённая часть меня испытывает удовлетворение, а былой, влюблённый до безумия Олли готов отгрызть себе руку за то, что наговорил все эти гадости.

Но я не хочу сочувствовать Чарли. Я не хочу её жалеть. Я не должен заботиться о том, как она себя чувствует из-за всего этого. По её вине я испытал столько паршивого дерьма, что ей будет полезно получить сдачу.

«Не думайте о том, чего хотела бы Чарли. Сейчас имеет значение лишь то, чего хочет Оливер».

Хорошие слова, док. Хотя сначала мне и было дико слышать их. Я всегда хотел делать её счастливой. Угождать ей. Если улыбалась она, улыбался и я. Если Чарли плакала, я плакал вместе с ней.

Только многим позже я понял, что был эмоционально зависимым от неё. Я имел наивность полагать, что мне удалось избавиться от этой зависимости. Не сразу, после долгих усилий и ошибок, но мне удалось это.

Но появилась она – и у меня началась ломка.

— Ты раньше не был таким жестоким, — тщетно пытаясь остановить слёзы, шепчет она.

Я равнодушно пожимаю плечами, про себя думая, что я им и не был. Всё случилось позже. Когда меня скрючивало от мифической, но чертовски ощутимой боли и хотелось зубами грызть стену.

Мне можно себя поздравить. Прежний Олли, верный паж Шарлотты Пирс, уже ползал бы у неё в ногах, вымаливая прощение за то, что довел её до слёз. Но я научился ставить глухую стену между нами.

Эта стена — необходимость. Именно она не даёт мне размякнуть и махнуть рукой на годы, прожитые во тьме, когда она признаётся, что никогда не переставала любить меня.

Я больше не куплюсь на это.

— Ты правда веришь в то, что сказал мне? — всё так же тихо спрашивает Чарли, глядя на меня заплаканными глазами. — По-твоему, я была такой пустой, Оливер? Лживой? — Её голос усиливается, становится твёрже. Она обижена, но стена не даёт чувству вины пробиться.

Нет, я так не думаю, не настолько она хорошая актриса, чтобы притворяться годами. Но в моих словах есть доля истины. Чарли всегда поступала только так, как хотела сама. Она любила меня, но не так, как я всегда верил. Я был ослеплён ею и в то время многого не замечал.

Иногда я ловлю себя на мысли, в особенные моменты честности перед собой, что хочу наказать её за то, что любила меня не достаточно сильно; за то, как сильно любил её я.

И что она сделала с тем, что годами связывало нас? Перечеркнула, уничтожила и отправила на свалку.

В самые отчаянные моменты я мечтаю, чтобы девочка по имени Шарлотта Пирс никогда не входила в класс мисс Томас.

— Олли, — её голос вновь дрожит, срываясь на шёпот. Чарли тянет руку к моему лицу, но я перехватываю её, крепко стискивая запястья.

Ей нельзя меня трогать, я не настолько силён.

Сквозь её приоткрытые губы вырывается короткий вздох. Я молча качаю головой.

«Тебе нельзя касаться меня. Моя защита против тебя далека от совершенства».

Чарли прикрывает глаза и делает ещё один вздох, медленный, пытаясь успокоиться. Потом вновь смотрит на меня и едва заметная, печальная улыбка появляется в уголках её губ.

— Я тебя потеряла?

— Потерять и выбросить – не одно и то же, Чарли.

И это единственная слабость, которую я позволяю себе.