Глава 2

Машина Жени плавно зарулила за кованые ворота, и у меня перехватило дыхание. «Дворец» - это было не преувеличением. Перед нами высился трехэтажный особняк из темного кирпича и стекла, строгий, монументальный и подавляющий своей бездушной совершенностью. Ландшафтные дизайнеры, казалось, с линейкой выверяли каждый куст, каждую травинку. Ничего лишнего.

- Ну, как? - самодовольно спросил Женя, гася двигатель. - Гнездышко. Отец выстроил лет десять назад. Говорит, для семьи. Ирония судьбы, да? - он хохотнул.

Я молча кивнула, сжимая в руках сумку. В горле стоял ком. Это был форпост, крепость Анатолия Владимировича, и мне предстояло в ней поселиться.

Внутри было пустынно и гулко. Высокие потолки, пол из полированного темного дерева, стены цвета слоновой кости, украшенные безликой абстрактной живописью. Пахло дорогой полировкой, свежими цветами в напольных вазах и легким, едва уловимым ароматом сандалового дерева - мужским, властным. Пахло им.

Нас встретила суховатая женщина в строгом платье и переднике - экономка Лидия Михайловна.

- Евгений Анатольевич, Любовь Викторовна, добро пожаловать. Ваши вещи уже отнесены в ваши комнаты. Анатолий Владимирович вернулся утром, он в кабинете. Ждет вас к обеду.

У меня похолодели пальцы. Он уже здесь. Женя, не обращая внимания на мою бледность, потянул меня за собой по длинному коридору.

- Не тушуйся, он не кусается, - бросил он через плечо. - Главное - не спорь и кивай. Он это любит.

Мое сердце колотилось где - то в районе горла. Мы остановились у массивной дубовой двери. Женя, недолго думая, постучал и сразу вошел.

Кабинет был огромным, залитым светом от панорамного окна. Воздух был густым от запаха старой кожи, бумаги и того самого дымного аромата, что витал в холле. И он сидел за огромным столом из темного дерева, погруженный в изучение документов. Анатолий Владимирович.

Вот так, впервые вблизи, он показался мне еще более внушительным, чем издалека. Широкие плечи под идеально сидящей рубашкой, седина у висков, которая не старила, а лишь добавляла авторитетности. Он поднял голову, и его взгляд, тяжелый и оценивающий, упал сначала на сына, а затем на меня. И все. Просто взгляд. Но у меня перехватило дыхание, будто на грудь положили гирю. Это был не взгляд свекра на невесту сына. Это был взгляд хищника, мгновенно оценивающего добычу. Быстрый, сканирующий, проникающий под кожу. Он не улыбнулся. Лишь слегка кивнул.

- Женя. Любовь Викторовна. Проходите.

Его голос был низким, немного хрипловатым, как будто от долгого молчания или от хорошего коньяка. Он обвел нас обоих своим взором и отложил ручку.

- Ну, что, познакомились? - его вопрос повис в воздухе. Он не уточнял, что именно имел в виду - нас с Женей или с домом.

- Да, пап, все отлично! - бодро отрапортовал Женя, плюхаясь в кожаное кресло. - Люба в восторге от дома. Правда, Люб?

Я почувствовала, как на меня снова устремляется тот самый взгляд. Пристальный, не отпускающий. Мне стало жарко.

- Дом… очень впечатляющий, - тихо сказала я, глядя куда-то в район его галстука.

- Он не должен впечатлять, - парировал Анатолий Владимирович, не отводя от меня глаз. - Он должен быть удобным. Надеюсь, вам здесь будет удобно, Любовь Викторовна.

Он сказал мое имя медленно, как бы пробуя на вкус. От его произношения по спине пробежали мурашки.

- Спасибо, я постараюсь не мешать, - прошептала я.

Он хмыкнул, и в уголке его губ дрогнула тень улыбки.

- В этом доме сложно мешать. Он большой. Лидия Михайловна покажет вам ваши апартаменты. Женя, ко мне, нужно обсудить кое-какие документы по свадьбе.

Мне было приказано удалиться? Я почувствовала себя школьницей, вызванной к директору.

- Конечно, - кивнула я и, не глядя на него, поспешила к выходу.

Моя комната - нет, целые апартаменты - находились в противоположном крыле от Жениных. Об этом мне сразу сообщила домработница. Роскошные, с огромной кроватью, собственным будуаром и выходом на небольшой балкон с видом на парк. Мои скромные чемоданы жалко ютились посреди простора. Я закрыла дверь и прислонилась к ней спиной, пытаясь унять дрожь в коленях. Это было не просто напряжение. Это было что-то другое. Что-то острое, колющее, щекочущее нервы. Его взгляд… он видел меня. Не невесту сына, не красивую картинку, а именно меня. И в этом взгляде не было ни одобрения, ни осуждения. Был чистый, нефильтрованный интерес. И это пугало и смущало меня одновременно.

Вечером за ужином было не лучше. Мы сидели за длинным столом, способным вместить два десятка человек. Анатолий во главе. Я - напротив, рядом с Женей. Он расспрашивал сына о делах, о предстоящих планах, и Женя отвечал немного по - юношески, заискивающе. Я молча ковыряла вилкой салат, чувствуя себя невидимой.

- А вы, Любовь Викторовна, я слышал, искусствовед? - неожиданно обратился он ко мне.

Я вздрогнула, чуть не уронив вилку.

- Я… только закончила университет. Магистратуру.

- Что же вас привлекает? Ренессанс? Барокко? Или, может, что - то современное, непонятное? - в его голосе слышалась легкая насмешка, вызов.

Я заставила себя поднять на него глаза. Он глядел на меня, опершись подбородком на сцепленные пальцы. Женя с интересом смотрел то на него, то на меня.

- Меня привлекает… искренность, - выпалила я, сама удивившись своей смелости. - Вне зависимости от эпохи. Когда художник не врет. Даже если это некрасиво.

Наступила тишина. Женя замер с бокалом у губ. Анатолий Владимирович медленно отпил вина, его глаза не отпускали меня.

- Искренность, - повторил он задумчиво. - Редкий и опасный товар в наше время. Не находите?

- Отец, не пугай ты мою невесту своими философиями! - встрял Женя, пытаясь разрядить обстановку. - Она у меня впечатлительная!

Анатолий медленно перевел взгляд на сына, и тот сразу поник.

- Я не пугаю, - мягко произнес он. - Я интересуюсь. Пожалуйста, продолжайте, Любовь Викторовна.

Но я уже все сказала. Мужество покинуло меня. Я опустила глаза.

- Я, устала с дороги, - промямлила я. - Прошу прощения, можно я пойду?

- Конечно, - его голос снова стал формальным, холодным. - Отдыхайте.

Я вышла из-за стола, чувствуя его взгляд у себя на спине. Он прожигал ткань платья.

В своей комнате я снова прислонилась к двери, сердце бешено колотилось. Это была не неприязнь. Не страх. Это было нечто гораздо более сложное и тревожное. Он видел во мне человека. Интересовался моим мнением. И в этом простом факте было больше интимности, чем во всей предыдущей ночи с его сыном.

Я подошла к окну и посмотрела на темнеющий парк. Где-то в этом доме был он. Человек, чей один только взгляд заставлял мое тело трепетать от непонятной, запретной тревоги. И я с ужасом понимала, что жду следующей встречи. Жду того момента, когда наши глаза снова встретятся, и я снова почувствую этот обжигающий, стыдный, пьянящий интерес. Это было неправильно. Это было опасно. Но это было единственное, что за последние недели заставило меня чувствовать себя живой.