Глава 1

Говорят, привыкнуть можно ко всему. Даже к тому, что тебя все ненавидят.

Даже к тому, что теперь я вещь? У меня нет личности. Лишь маска, которую нацепили на меня, как на куклу, и которую я приняла с улыбкой из-за отсутствия вариантов.

Неужели можно даже привыкнуть к мысли, что я больше никогда, НИКОГДА не увижу своих родных и близких?

Помню ли я их лица, и достаточно ли двух лет, чтобы полностью обнулить свою жизнь?

Я больше не знаю, кто я. Лейла. Такое имя дал мне мой хозяин – Алмас Ясин.

— Лейла, поменяй мои ароматические свечи, пожалуйста. Я хочу что-нибудь фруктовое или цветочное, — я подняла глаза на женщину, стоящую у зеркала. Она крутилась перед ним, радуясь новому дорогому подарку от своего мужа — роскошный халат в восточном стиле, украшенный сверкающими камнями. Уверена, что драгоценными. Прикидываю, что стоимость халата составляет годовой бюджет какой-нибудь небольшой страны в Африке.

В этом доме все сверкало и блестело, как и в том доме на Ближнем Востоке, который мы недавно покинули. Мы вернулись в Америку на время — Алмас часто приезжал сюда и порой не хотел расставаться со своими женами, наложницами, служанками и рабынями. Он любил женщин. Любил их нежной, светлой, но собственнической и где-то жесткой любовью. И мне повезло, что в его характере было любить ВСЕХ женщин, иначе бы он не был бы так терпелив к моему телу.

Я не могла поверить в то, что нахожусь дома. Когда я говорю «дом», я имею в виду Штаты. Не на Ближнем Востоке. Не в этой удушающей жаре, стоявшей там круглый год.

То, что раньше когда-то было моим домом, моей жизнью…

Возможно, всего в нескольких десятках километров от нашего особняка находится моя редакция. Мой кабинет, в котором я любила засиживаться допоздна. За моим столом сидит уже другая девушка и она пишет моей ручкой, а перед ее глазами стоит фотография ее мужа в рамочке.

Так я себе это представляла.

Мое сердце заполнила такая тоска, что я почти физически ощутила болезненную ломоту в грудной клетке.

Спустя два года я уже почти не плакала.

Надеюсь, моя преемница не будет совершать моих ошибок и никогда не окажется в ситуации, в которой оказалась я.

— Да, Госпожа, — я ответила тихо и смиренно, почти не покривив душой. Ко всему можно привыкнуть.

Николь была одной из семи жен Алмаса, и у нас с ней были теплые, почти дружеские отношения. Не считая того, что я все равно была обязана прислуживать ей и выполнять указания Николь. Обычно это были всякие глупости — поменять ароматические свечи, приготовить ванну, перебрать ее золотые украшения и красиво разложить по многочисленным шкатулкам.

Женам Алмаса самим приелась их «золотая клетка», они не вели особо активную жизнь, и поэтому круг их поручений был довольно узким. Может, поэтому я привыкла ко всему, что происходит здесь со мной. Именно потому что не происходит ровным счетом ничего.

Я изолирована от общества. И заслуженно.

Хочу ли я вернуться на свободу? Я не уверена. По крайней мере не ценой свободы близкого мне человека, ради которого я здесь.

Я поменяла для Николь свечи, изредка поглядывая на то, как женщина часами может любоваться своим отражением и дотрагиваться до многочисленных золотых браслетов, украшающих ее запястья и предплечья. Алмас был очень щедрым человеком и запредельно богатым. Он содержал семь своих жен, хотя иногда мне казалось, что он всех их ненавидел. Жены хотели от него одного — золота и побольше, наложницы же — готовы были платить ему лаской, теплом и телом, чтобы получить взамен ЕГО любовь.

Кем была я в этом гареме? Не знаю. Алмас говорил, что я была его вдохновением. Его музой. Его любовью.

Его невинным цветком, который он будет беречь до последнего. Для себя.

Он знал, что несмотря на свой возраст — двадцать пять лет, я была невинна. Физически невинна.

Но только Дьявол видит то, что я вижу в своих мыслях, когда закрываю глаза. И даже он — в ужасе.

— Красота моя, Лейла, — часто говорил он, нежно зацеловывая мои руки. По большой части я ничего не отвечала. Я молчала почти все время. Ушла в себя, создала храм собственной души внутри тела, где я могла делать, что угодно. С виду же я выглядела, как примерная рабыня, служанка, наложница…не знаю, как это называлось. Я видела, что случалось с девушками, которые пытались сбежать, сопротивлялись, они сходили с ума…хотя Алмас никогда не мучал их.

Может, я чего-то не знала, но он не был психом или извращенцем. Все, что он хотел — это окружить себя самыми красивыми женщинами, самым ярким золотом и брильянтами. Он говорил, что хочет чувствовать полное изобилие в своей жизни. И нет способа лучше, чтобы почувствовать это, чем оградить себя красавицами.

«Но ты, моя дорогая Лейла — краше всех.

Красивее любого бриллианта, который я когда-либо видел.»

Красота…она временна. Да, я не считала себя НАСТОЛЬКО красивой, как многие твердили мне. Мой образ — лишь сочетание правильных черт лица и хорошей фигуры, но мужчины рядом со мной…менялись. И я всегда это чувствовала, с самого детства. Я и сама не знала, в чем мой секрет. Наверное, в хитрости.

Кристиан как-то сказал мне. «У тебя есть особый дар. О котором ты, наверное, даже не догадываешься. Ты умеешь обволакивать мужчину…» —Кристиан тогда хотел сказать что-то еще, и я видела это по его лицу и дрожащим губам. Но он не смог. Очень трудно говорить такие слова той девушке, которая только что тебя отвергла и пятнадцать минут рассказывала тебе о том, какой ты замечательный, потрясающий, ЛУЧШИЙ друг. С Кристианом я дружила с детства — когда он стал взрослым, я этого даже не заметила. Даже когда Крис стал носить дорогие рубашки и купил свой первый более-менее приличный автомобиль, я видела в нем мальчишку, который бегает по школе и поправляет свою челку и непослушные волосы. Улыбчивый, душевный, простой. Лучший друг, на которого я могла положиться, человек которому я бы могла доверить все и даже собственную жизнь. Но моя жизнь – в прошлом.

Я не испытывала сильных чувств к кому-либо. И никто и никогда не зажигал внутри меня тот загадочный огонь, о котором подруги могли говорить часами. Они с восторгом описывали их парней, в которых они влюблены по уши, а я…только пожимала плечами, когда знакомилась с ними. Парни, как парни.

Смотрела на них и чувствовала удушающую пустоту. В душе — ни огонька, ни вспышки света. Ни-че-го. Сердце мое почти всегда стучало ровно и размеренно. Я умела быть спокойной. Так было легче держать на привязи дьяволицу внутри себя. Я думала ее не существует, но как оказалась — она просто спала. Ждала наивысшего демона.

Просыпалась она только тогда, когда я полностью отдавалась любимому делу. В прессе меня прозвали «Королевой интриг», и это мне только льстило. Для начинающего журналиста нет более достойного прозвища, а черный пиар был моим главным коньком.

Не помню тот день, когда ко мне пришло осознание простого факта: если я хочу, чтобы обо мне заговорили, нужно быть хитрой, проницательной и доставать всю грязь на поверхность. Где-то даже привирать, обернуть в «красивый фантик». Этим я и занималась — все началось с того, что я была редактором школьной газеты. Конечно, я писала правду, но чтобы подогревать интерес школьников к газете, приходилось в красках описывать подробности драк на поле после матчей и высказывать свои предположения о причинах этой бойни. Я никогда не была конфликтным человеком, мне просто нравилось писать. Но люди куда с большой охотой читали о драках, нежели о новом открывшемся в школе кружке по прикладному искусству.

В колледже мне предложили стажировку в одной скандальной желтой газетенке — иначе ее не назовешь, но я согласилась, так как мне нужен был опыт. Я знала, что путь к звездам лежит через тернии, и он не всегда усыпан зефиром, а на пути к цели мне попадутся совсем не пони.

В конце концов, в своих статьях я всегда писала правду. О звездах, политиках, спортсменах. Из любого развода знаменитой личности я раздувала настоящую сенсацию, а пьяная драка скандального конгрессмена принесла мне грязную славу и хорошие деньги. А мне нужны были деньги…также, как и известность. У меня должно было быть имя. Я была единственным человеком в семье, который еще мог вырваться из той дыры, в которой утопала наша семья…

Промониторив и изучив всю карьеру успешных журналистов, редакторов и даже писателей, я поняла, без скандалов не обойтись. Люди начнут прислушиваться ко мне, только когда я сделаю себе имя.

А мне было что сказать.

Но сейчас моя жизнь была в прошлом. Я и не помню, когда писала в последний раз. Даже если бы захотела и села за ручку и бумагу, не выдавила бы из себя ни строчки. Я полностью закрылась в себе и стала тем, кем должна была быть — вещью Алмаса Ясин.

Слабая? Отчаянная? Возможно. Но я знала, что у меня нет другого выбора — Алмас не просто мой хозяин, он больше. Я его должница. К тому же я искренне верю, что это не навсегда…он не трогает, не издевается надо мной. Он милосерден и щедр. Он забрал мою свободу, но это был мой выбор — только так я могла подарить свободу своему брату. Только благодаря Алмасу Мейсона выпустили из тюрьмы. Только благодаря ему моя семья начинает становиться на ноги…

Когда я оказалась в своей рабской золотой клетке, так я называла свою комнату, то замерла у туалетного столика. Выдохнула, поправляя волосы за уши, вглядываясь в свое отражение.

Разве о такой жизни я мечтала? Разве этого хотела?

Я повертела меж пальцев пузырек с духами: он был инкрустирован стразами — не брильянты, как у одной из жен Алмаса, но тоже дорогой подарок. Подняла глаза на свое отражение, улавливая едва заметное дрожание своих губ.

Слезы. Они останутся внутри. Навсегда.

Не знаю, в каком месте поклонники находили мои глаза голубыми океанами. Сейчас мой истинный взгляд был полон уныния, пустоты и отчаянья.

Черные волосы с шоколадным оттенком распущены — господин любил естественность, но я скучала по аккуратным пучкам, в которые заплетала волосы, собираясь в офис.

Не было и смысла в моих четко очерченных губах, которые не знали страстных поцелуев и никогда не произносили искренних слов любви. Не было ничего прекрасного в идеально вздернутом носике, когда не было никого, кто бы мог поцеловать его перед сном…

Красота была для меня скорее проклятьем, чем подарком.

— Лейла, душа моя, — я даже не вздрогнула, когда услышала голос Алмаса. Обернулась, одарив его улыбкой от уха до уха, и присела на колени, слегка поклонившись ему. Все с той же широкой улыбкой и влажностью моих глаз от непрошенных слез, которая только добавила взгляду необходимого сияния.

— Да, мой господин, — не смотря на формулировку обращения, в моем голосе не было ни капли преклонения. Повиновения. Ничего рабского.

А вот Ясин смотрел на меня совсем иначе — с восхищением, благоговением и любовью.

— Встань, в этом нет нужды, красота моя, — благосклонно попросил он, потирая свою густую бороду. Алмас был красивым мужчиной, но выглядел на все свои сорок пять лет — то ли наличие семи жен, то ли жестокий бизнес влияли на него так — лоб Ясина украшали глубокие морщинки. Они были заметны, не смотря на его темную кожу.

— В твоем взгляде нет покорности, одно лишь вдохновение. И чистота, — прошептал он, нежно прикладывая руку к моей щеке. Я встаю, глядя ему прямо в глаза, и чувствую…что могла бы вертеть этим сильным и могучим мужчиной, как хочу. Если бы я только хотела…но внутри меня нет огня, а если он и есть там, я не чувствую нужды отдать его именно Алмасу.

Но ему позволено смотреть.

— Хоть ты и моя пленница, ты значишь для меня куда больше, Лейла, — я приложила губы к его раскрытой ладони. А потом отвернулась.

— Жду ваших указаний, мой господин. Что на этот раз? — я знала, что Ясин не приходит ко мне просто так. Обычно он просит…массаж или помочь принять ему ванну.

Звучит противно, но на самом деле…все не так плохо. Он не трогает меня. Кажется, ему моя девственность дороже, чем мне самой. Когда он впервые узнал об этом, он вообще был удивлен тому, что взрослая девушка с запада, может быть невинна. Это второе, что удивило его после моей «неземной красоты», как он выражался.

Меня от выражений «душа моя», «красота моя неземная» где-то в глубине души коробило.

В остальном же я чувствовала себя японской гейшей — я продаю свою женственность, а не тело. Я вдохновляю своим присутствием и не позволяю ему лишнего. Я просто жду. Выжидаю того момента, когда смогу попросить его о свободе и знаю, что рано или поздно он не сможет мне отказать. В то же время я боюсь того, что Алмас так зациклится на мне, что никогда не отпустит.

Как бы там ни было, без него я, возможно, и вовсе сейчас не дышала бы. Также, как и моя семья. И все из-за моей скандальности, привычки копаться «в грязном белье» и выливать это на бумагу.

— Я хочу, чтобы ты приняла это, — он указал рукой на мою кровать, на которой я увидела блеск шелковой ткани. И блеск бриллиантов. Еще один костюм для восточного танца — Ясин любил, когда я танцевала для него. Шлюхи — для секса, жены — для общества, такие, как я — для танцев и массажа и развлечения.

Этот мужчина собрал бы себе в коллекцию всех женщин, если бы мог, и каждой бы подарил «свое дело».

— Вы хотите, чтобы я станцевала для вас? Когда? — я улыбнулась и закружилась по комнате вместе с шелковым нарядом, радостно прижимая его к груди.

Конечно, я не испытывала и толики радости. Не было ничего унизительнее, чем танцевать приватный и сексуальный танец для своего хозяина. Но я засовывала унижение так глубоко в себя, понимая, что это мой единственны путь. Приходилось играть в блестящую дурочку. Лишь бы окончательно свести Ясина с ума. Лишь бы он был готов выполнить любое мое желание. Например, ОТПУСТИТЬ меня. Может быть сейчас…может уже пора?

К тому же, мы в Штатах. Так близко к дому я не была очень давно. Маленький огонек надежды расцвел в моей груди и тут же погас, словно его и не было.

И на что ты рассчитываешь? Забудь. Он никогда не отпустит тебя. Мужчина с Востока лучше удавится, чем выпустит венец, который украшает его гарем.

— Прекрасный наряд. Я благодарна, — с притворностью произнесла я, ощупывая мягкую ткань.

— Я прибыл в Америку для деловых переговоров. Они очень, очень важны для меня, Лейла. На кону стоят большие, ОГРОМНЫЕ деньги. Сделка всей моей жизни. Мне нужно расположить к себе друзей, партнеров. Ты и еще несколько рабынь будут танцевать для них в большом зале.

В первый раз за столько месяцев улыбка так быстро сползла с моего лица, что я даже не успела натянуть ее снова. Я была обескуражена.

Танцевать? Для толпы богатых ублюдков?! Ни за что.

Внезапно мне стало не по себе. Пару раз Ясин устраивал такие приемы, и рабыни нужны были ему для «развлечения» господ. Но то были восточные мужчины, которые в танце живота видели в первую очередь танец. Такое они видели каждый день, да и во дворце мне проще было отключиться и просто танцевать, потому что там…я была кем-то другим. Я была Лейлой.

Кто я сейчас? Здесь, в штатах, я как никогда чувствую забытое мной отчаянье. Прошлое дышит мне в спину, а я боюсь обернуться и воочию увидеть, что от прежней меня ничего не осталось.

— Что такое, свет мой? — в первый раз за два года я позволила маске сползти со своего лица. Мой растерянный вид не удалось скрыть от Ясина.

— Господин, я могу станцевать для вас в любое время. Но…мне бы не хотелось делать это здесь, — я сглотнула, боясь произнеси это последнее слово. «Дома.»

Алмас нахмурился, вглядываясь в мои дрожащие черты. Я снова нацепила на себя улыбку, молясь о том, что блеск моих глаз был достаточно ярким, чтобы затуманить его разум.

— Ты играешь с моими чувствами, Лейла. Но ты забываешь о том, что моя любовь к тебе так же сильна, как к моим женам. К моим рабыням. Я дал тебе многое и вижу, что ты ценишь это. Признаюсь, я и сам бы не хотел делить тебя с кем-либо из моих гостей. НО…сделка очень серьезна. Мне нужны мои самые лучшие девушки. А ты — лучшая из лучших, — спокойно отчеканил его, но в его голосе я услышала намек на угрозу, которой я не чувствовала с тех самых пор, как оказалась здесь. И смирилась со своей участью. — Ты ослушаешься меня? Или тебе напомнить, что ты здесь по своей воле? Я могу отпустить тебя в любой момент… — он прищурился, но я отрицательно покачала головой.

Он знает, что не может отпустить меня. Мне никогда не откупиться. Мне никогда не расплатиться за то, что он сделал для нашей семьи.

Я нервно закусила губу, покоряясь воле своего Шейха.

— Я буду танцевать, — только я подумала о том, что накрою свое лицо вуалью, как Алмас задумчиво потер пальцем подборок и дополнил.

— И никаких масок, Леа. И вуалей. Мне нужны твои прекрасные глазки, — он медленно провел пальцем по моей брови. Было в этом жесте что-то запредельно нежное, почти отцовское. Я и сама до конца не знала, какие Ясин испытывает ко мне чувства, и почему до сих пор не пытался взять меня силой, как проделывал это с другими девушками. Ходили слухи…что он был достаточно тверд в постели. И не только в физиологическом смысле…

Хотя кого я обманываю? Ясин наверняка догадывается обо мне. О моей бессердечности, а точнее…о том, что я почти не поддаюсь возбуждению. Возможно, я фригидна. Как еще объяснить то, что в своем возрасте и с такой внешностью, я ни разу не была с мужчиной? Я знала, из-за чего у меня стоит этот блок. Но Ясин об этом не догадывался. Это только мое воспоминание. Однако, даже от него не укрылась страшная правда: как бы он не старался, я едва ли заведусь в его присутствии. Никому не интересно трахать бесчувственное сухое бревно, которое только может притвориться и симулировать на радость хозяину. Однако тело все равно не обмануло Ясина. Однажды, он пробовал это проверить и больше ко мне не прикасался.

Я испытывала сексуальное желание только в своих снах, а когда просыпалась в холодном поту и с пульсацией между ног, старалась забыть эти кошмары. Мои тайные желание были слишком темными и порочными. Такое не приходит в голову при свете дня. Такое не обсуждают с подругами…

Наверное.

— Да, мой господин, — я прикрыла веки, борясь с закипающей злостью.

Нежная, уверенная, красивая.

Это все, что от меня требовалось. Когда-нибудь я выберусь отсюда и напишу чертовски разоблачающую статью об этом мужчине. Или даже книгу.

Но я не напишу. Это тоже самое, что подписать себе приговор.

— Что вам еще угодно?

— Это все. Дальнейшие указания получишь от организаторов. На этой неделе у меня много дел, я почти не появлюсь здесь. Боюсь, увижу тебя в следующий раз только на приеме. И не сомневайся — я буду смотреть только на тебя, — улыбка исчезла с лица Ясина. Нацепив на себя суровое выражение, он вышел из моих покоев и отправился дальше — наверняка, навестить еще несколько своих наложниц, а потом вернуться к жене.

Не сомневаюсь, все будут смотреть только на меня.

Сколько себя помню, никогда не была обделена мужским вниманием. Девушки завидовали мне, мечтая, чтобы мое лицо покрылось прыщами, а тело обросло целлюлитом. Но назло им этого со мной не случалось, и к сожалению мужчин я продолжала держать их, как своих друзей или карманных бойфрендов. Если я хотела, я могла на них влиять, и все это без секса…может, в моей отстраненности и был весь секрет.

Я не знала.

Может, мне попадались слишком слабые мужчины, которые так легко поддавались моему влиянию. Всех мужей своих подруг я видела насквозь, и ни один из них не вызывал у меня ни чувств восхищения, ни зависти. Опять же, ничего. Максимум — дружеское тепло и уважение. И это МАКСИМУМ.

Тяжело вздохнув, я принялась медленно расчёсывать свои волосы гребнем — это успокаивало, когда хотелось разрыдаться и впиться в них кулаками.

Легкое движение руки по волосам…

Раз…два…глубокий вдох…

И все мои чувства спрятаны за семью вуалями. И вряд ли найдется тот, кто когда-нибудь выпустит моих демонов наружу.