6

Линда выдвинула ящик стола, достала ключ и подразнила фольгой с презервативом. Я усмехнулся — надрессировал, однако. Она встала из-за стола и прошла мимо меня, чуть задев плечом, хотя свободного пространства хватило бы разойтись двум слонам. Я вышел следом за ней, прошёл по коридору и свернул в знакомую палату — Расс вот уже девять лет несколько раз в год обследует меня, оставляя в клинике на сутки, а при необходимости и больше. Последний год в такие дни я и трахал Линду от скуки и отсутствия выбора — вызвать в палату девочек строгий друг категорически запрещал, а вот запретить своей медсестре и другу трахаться, когда им хочется — не мог.

Заперев за мной дверь, Линда присела на идеально заправленную кровать.

— Слезь с постели и раздевайся догола.

— Ты, как всегда, сразу за дело.

Ухмыльнулся и ответил:

— Да, задело.

Медсестра встала и начала расстёгивать сиреневый халатик, стаскивать с себя юбку и майку с широкими бретелями. Осталась в нижнем белье и подошла ко мне. Я молча наблюдал, как она проводила ладошками по моей груди и прессу.

— Ты всё такой же твёрдый… — она обвела языком нижнюю губу. — Разденешь меня дальше сам?

Смотрел на неё и понимал, что чувствую какой-то новый оттенок возбуждения — злое предвкушение.

— Я сказал — догола, — напомнил спокойно, игнорируя её попытки поцеловать меня.

Линда расстегнула застёжку лифчика — грудь тяжёлыми шарами выпала из него и заколыхалась: мягкая, белая, с большими коричневыми ореолами вокруг сосков. Наклонилась снять трусики, а выпрямиться я ей не дал: спустил штаны, вынул вечно голодный член и надавил на макушку женщины, вынуждая опуститься на колени передо мной. Собрал волосы на затылке в кулак и задрал голову, встав так, чтобы оказалась прямо подо мной — так глубже входить прямо в горло, уже привычное.

Линда сама знала, что дальше: лизала и сосала, пока я не почувствовал, как накатила первая волна предвкушения.

— Надень резинку, повернись спиной и встань на колени.

Женщина послушно разорвала упаковку и раскатала защиту по члену, повернулась, задрав пятки и помотав передо мной голой задницей. Придавил за шею к полу, заставив развести согнутые в коленях ноги шире, и врезался внутрь мощно, ударившись бёдрами о ягодицы — хлипко внутри, тепло, и не тесно, как у Несси. Линда вскрикнула от боли, я врезал по заднице наотмашь, оставив отпечаток на белой коже, так, что медсестричка рванулась от меня, но не дал свободы — начал трахать её зло, яростно, глубоко и быстро. Линда вскрикнула, когда сгрёб в ладонь её плоть и оттянул слегка, перекатывая между пальцев. Передвинул руку, зажав ей рот и придавливая к полу лицо, повёрнутое вбок. Порол её нещадно и грубо, глядя на грудь, распластавшуюся на полу, на покрасневшую ягодицу, на затянувшийся возбуждением и болью взгляд. Женщина открыла рот, рвано дыша, и стонала, вскрикивая от мощных ударов. Отпустил голову и рванул её бёдра на себя, насадив до упора, и замер, снова ударил по красному отпечатку на ягодице, чувствуя, как дёрнулась Линда. Вытащил член и встал, дёрнул её, поворачивая лицом. Схватил за волосы обеими руками, притянул рот к горящей от похоти головке и вбился глубоко, не давая вдохнуть. Она упиралась в мои бёдра руками в попытке оттолкнуть, но я трахал в рабочее горло безжалостно, на весь свой размер, чувствуя, что предвкушение подкатывает медленно и лениво — увы, сатириазис награждает лишь неуёмной похотью, но не делает неустанным трахарем. А кончить хотелось — лишь кончая я становился счастливым.

— Сука! Убери руки! — крутанул бёдрами, отцепляясь от коготков. — Хочешь, чтобы отпустил быстрее — делай что-нибудь!

У неё по щекам текли слёзы, когда я снова вбился в горло до рвотного позыва. Линда схватилась за мои яйца и начала массировать их и промежность, настойчиво лаская простату. Я прикрыл глаза, концентрируясь на слабых ощущениях предоргазма, и помогал себе рукой, плотно сжав член между пальцев, будто выцеживал из себя наслаждение. Когда оргазм всё же потёк к головке горячей струйкой, вжался в глотку Линды, насадив её рот на себя, и слабо истёк в резинку. Слабое удовольствие, никакого кайфа. Когда дрочу — и то ярче.

Отпустил женщину, и она, покрасневшая, задышала часто, хватая воздух. Только шагнул в сторону, натягивая штаны, и её вывернуло.

— Тебя тошнит от меня, а всё глазки строишь, титьками трясёшь, — я стянул презерватив и бросил на пол. — Прибери тут. А потом чтоб я тебя здесь не видел. Уволена.

Прижимая к себе висящие груди, Линда прохрипела, откашливаясь и всё ещё сдерживая тошноту:

— Не надо, пожалуйста!

Подошёл к ней и схватил за щёки, поднимая лицо. Наклонился низко и зло процедил:

— Ты же не думала, что можешь разговаривать со мной, как с дворовым ёбарем? Забыла, на кого работаешь? Или, торгуя пиздой, решила, что можешь не обращать внимания на клиентов клиники? Скажи спасибо, что волчий билет тебе не выписываю… Ну? Я не слышу!

— Спасибо, — прохрипела Линда, и я оттолкнул её так, что она села голой задницей в свою блевотину.

Встал, подошёл к раковине, схватив попутно полотенце, вымыл руки и ушёл, оставив дверь нараспашку.

***

Несси сдала все анализы, прошла осмотр и получила противозачаточные. Я оставил её в том же кресле, где она ждала приём, а сам прошёл с другом в его кабинет.

— Ну что скажешь?

— Врачебная тайна. Помнишь? — Я поморщился, Расс усмехнулся и снизошёл: — Клиторомегалия. Порок развития в процессе половой дифференциации эмбриона с отклонениями в сторону интерсексуальности, бывает у очень малого процента женщин. Скорее всего, она бесплодна, и у неё повышенное либидо... — Я улыбнулся. Мы с тобой одной крови, Несси, ты и я. — …Такая аномалия сопряжена с серьёзными патологиями внутренних органов. Я назначил ей полное обследование, она хочет сделать пластику…

Я не успел обрадоваться, что Несси тоже любит трахаться, как друг решил испортить мне девочку.

— Отказать. Я её трахать собирался, а не лечить.

— Она может обратиться в другую клинику…

— У неё нет страховки.

— Зато у тебя есть член, чтобы её трахать.

— Расс…

— Ты спустил миллион на проституток…

— Я собирался её просто трахать… — напомнил на всякий случай, пресекая нравоучительную нотацию.

— Иди, трахай, — почему-то рассердился друг. — Зачем тогда привёз её сюда? Раньше за тобой такого не водилось.

— Мне нравится её клитор! — решил я признаться, почему против операции. Такую красоту портить!

— А ей?

Быстрая словесная перепалка закончилась, потому что я знал ответ — ей не нравится. Очень не нравится. До комплекса неполноценности. А я козёл, но не конченая сволочь. Настроение кануло в глубокую клоаку. Расс похлопал меня по плечу и заметил:

— Линда долго пьёт «кофе»… — посмотрел на меня вопросительно, выглянув в приёмную.

— Она захлебнулась желчью, и я её уволил… — Расс сложил удивлённо брови домиком, я пояснил: — Это было непрофессионально — косо смотреть на клиента клиники.

Теперь я похлопал друга по плечу и вышел. Эта клиника — часть моего бизнеса, я могу уволить кого угодно, когда угодно и за что угодно. И право последнего слова и хлопка по плечу всегда остаются за мной.

***

Несси назвала адрес меблированной комнаты в Бронксе недалеко от стадиона «Янки». Я хорошо знал эти постройки сороковых годов. Девятиэтажные, будто сбившиеся в стайку, совершенно ничем не примечательные дома из жёлтого кирпича. Эту сторону Манхеттена я узнал тоже быстро: трущобы здесь перемешались с фешенебельными кварталами, и тёмная сторона Америки таки проявилась — молодых и старых за чертой бедности тут оказалось много, бомжи встречались чаще, чем я привык видеть в Москве, и вот их, а не гологрудых девах, гоняла и гнобила полиция. Уже позже, путешествуя с отцом по штатам, я понял, что в США только некоторые города подпирали стратосферу небоскрёбами. Нью-Йорк, Чикаго, Вашингтон, Лос-Анжелес, Хьюстон, Финикс, Даллас… Это для космополитов. Для американского народа страна в основном высотой в два этажа и далеко не такая сияющая благополучием, как знаменитые огни Манхеттена.

Я размышлял об этом, пока ехал к дому Несси, чтобы не думать о том, что девушка решится на операцию. Мне не хотелось затрагивать эту тему. Я злился на неё за её клитор, так и стоявший перед глазами и вышибавший дух от накатывавшего жгучего желания его рассматривать и трогать. Успеется. Но вот надолго ли? Злился на Рассела, хотя он-то как раз всё делал правильно. Никогда я не таскал к нему женщин, которых трахал. Я злился на него за его человеколюбие.

В сердцах рубанул по рулю, испугав мою мулаточку. Кому я вру? Никто не знает о моём проклятом голоде, кроме Расса и Джейка. Кому я мог ещё доверять, как ни проверенным друзьям и моим врачам, один из которых держит в относительном здравии мою психику, а второй тело?

Я взял ладонь Несси и сжал, не выпуская до самого дома. В Бронкс приехали только через полтора часа — объезжал по узким улочкам праздничное шествие, то и дело натыкаясь на мобильные и концертные площадки и подмостки.

И призрачное решение вдруг появилось, когда я вошёл в комнату Несс.

Аккуратно застеленная старым покрывалом односпальная кровать, на окне бежевые с мелким цветочком и клеточкой занавески, собранные и завязанные лентами, стол с выдвижным ящиком и навесные полки над ним с книгами и дисками, кресло с деревянными ручками — настоящий раритет, отлично вписалось в обстановку. Раковина и два стола-тумбы, на одном плита с двумя конфорками, на втором пачка чая и кофе, бутылка орехового масла, сахар в стеклянной банке, что-то завёрнутое в бумажный пакет. Холодильник старый, когда заработал, завибрировал так, что в нём что-то забрякало. Открыл: галлон молока, хлеб и сыр на тарелке, две охотничьи колбаски и три бутылки светлого пива, дешёвого, как и всё вокруг. На дощатом полу старое лоскутное одеяло с аппликацией — чёрной кошкой. Над кроватью — ловец снов. На стене напротив — календарь и американский флаг.

Меня долго удивляла и раздражала привычка американцев везде вешать эту тряпку: на зданиях, в домах и на улицах. Потом привык и перестал замечать, а тут вдруг он бросился в глаза, и я снова разозлился: такая нищета и убогость и туда же — ура, Америка! Тьфу.

Несси стояла и наблюдала, как я внимательно осматривал её комнату. Подошёл к полкам и провёл пальцем по корешкам — учебники, американская классика, фэнтези. Диски тоже не удивили: мелодрамы, комедии и апокалипсисы. Будто ей личного конца света мало. На столе лежал ноутбук — устаревшая машинка.

— Так понимаю, что особенно взять с собой тебе нечего…

— А что нужно?

— Ничего. Поехали.

— Куда?

— Трусы тебе куплю в качестве компенсации.

— У меня есть…

Несс бросилась к шкафу у кровати, я наблюдал, как она вынула хрустящий пакетик и достала кружевную тряпочку. Я подошёл и забрал пакет из её рук, сунул в него нос, почувствовав знакомый уже аромат — так же пахла её кожа и волосы.

— Чем пахнет? — подняв взгляд на девочку.

— Мыло… духи… Я сама делаю.

Я приподнял брови — неожиданно и… близко мне.

— И волосы… — притянул её за шею ближе и шумно втянул их аромат. Нежный и свежий, снова что-то напомнивший такое, что ненасытный член заныл, вызывая в душе привычную заскорузлую злость и зубовный скрежет.

— Масла… — Несси показала на полку в шкафу с бутылочками, тюбиками, баночками и ровной стопкой кусочков мыла ручной работы.

— Всё забирай с собой.

Мне нравился запах девчонки, он поднимал не только член, но и что-то в глубине души. Я только сейчас понял, что всё тут пропиталось им — так запомнился аромат самой девушки, что не услышал его в комнате. Она достала пакет с ручками, сложила в него несколько своих алхимических склянок и закрыла дверцу шкафа. Постояла несколько секунд, поставила его на стол и быстро натянула трусы. Выпрямилась и посмотрела на меня. Снова тот же смущённый взгляд и потемневшие щёки. Моя ты сладкая…

— Поехали? — спросила так, будто не хотела больше здесь находиться, и посмотрела на меня таким взглядом, будто я увозил её на электрический стул.

В душе рыкнула ярость — я не маньяк, кровь девственниц не пью… Хотя кто меня знает…

— Поехали, — взял её за руку решительно, повёл из комнаты, но в какой-то момент обернулся и ободряюще улыбнулся.